Бегство (Ветка Палестины - 3) (24)

-Детишек много... Чьих-чьих? Ero! Мы думали, он в тюрьме сидел, а он в это время детей строгал. Вот и настрогал!

Софочка не любила себя и за то, что не всегда улавливала, когда шутит Дов, а когда серьезен? Но ведь разговор о детях, шутить нельзя.

- Вот оно что! - воскликнула она. - У него детишки?! То-то он сразу сказал, что и моего охотно возьмет.

Дов замер.

- Он, что, предлагал тебе руку и сердце? Софочка втянула голову в плечи.

"Надо же! Болтушка!"

Дов выругался про себя, хотя это для него не было полной неожиданностью. Недели три назад сидела Софочка у него на коленях. Когда вошел Саша, спрыгнула с коленей, как по тревоге. И стала вдруг говорить о нем зло, что выгонит его из дому. Чего вдруг озверела? Тогда и мелькнула первая догадка: а уж не протянулся ли меж молодыми бикфордов шнур? С какой стороны огонек затлел?!.. Разбираться? Затаптывать огонек? Даже если был бы и вправе...

- Предлагал, значит? Во-от шустрик!

У Софочки пылали щеки. Она ушла на кухню. Вернувшись, поставила на стол фрукты. Наконец, не выдержав, спросила как о пустяке: - Так сколько ж у него детишек?

- Триста.

- Ско-олько?!

- Позвони, уточни...

- Интересное кино. Детский сад, что ли, вы открыли на пару?

- Я тут не при чем. Это хабатники.

- Пейсатые, что ли?

- Хабатники не пейсатые. Они бородатые.

- Ну, в этом мне за всю жизнь не разобраться! Кто из них пейсатый, кто бородатый. - И изумленно: - Триста детей!

Звонка от Саши ждала. Призналась себе в этом лишь тогда, когда кинулась к телефону, а голос прозвучал не Сашин, чужой. А потом и не скрывала от себя, что ждет. Наконец, прозвучал торопливый, захлебывающийся баритон.

- Саша, - перебила она деловое сообщение для Дова. - Что же ти о детях ни слова. Откуда они? Взглянуть бы!

Ответил, на следующей неделе повезет два автобуса детей в Иерусалим, в больницу Хадасса.

-Там и увидишь... Что? Познакомиться с ними? У тебя вот-вот свой будет, тогда и.. Еще месяц ходать? Загляни в Кфар Хабат...

Софочка услышала, как дрогнул у него голос.- Оставлю тебе место в автобусе...

Всю неделю ходила Софочка сама не своя... Но как на это посмотрит Дов? И вообще, за двумя зайцами погонишься... Всего вовек не учтешь. Про разные предвиденья - это только в школе говорят. А туг... "Как карта ляжет", говорила, бывало, мать... "Как положишь, так и ляжет", - сердился отец... Ох, нс шутка все это, рожать вот-вот, а она...

Решила посоветоваться с Зайкой, больше не с кем. Когда Зайка переезжала в новый дом, взяла с нее слово: появись в софочкиной жизни какое-либо осложнение, чтоб немедленно звонила. А уж тут такое осложнение, не дай Бог!

За день до поездки в Кфар Хабат, к Сашиным детишкам, Софочка все еще не знала, как поступить. Собой рисковала бы - пустяк, а ведь ребеночек...

Набрала номер еженедельника. Зайка обрадовалась звонку. Поохали, поговорили о новой зайкиной квартире, решили, что Софочке удобнее приехать в редакцию: Зайка там днюет и ночует.

- Сегодня, Софочка, у нас толкотня, но здесь каждый день толкотня, в крайнем случае подождешь меня минут пять-десять. Договорились?

Приехала Софочка. В самом деле, толкотня, прямо тусовка какая-то - дым коромыслом! Спросила Эли, где Зайка, он махнул рукой в сторону дверей, откуда слышались громкие голоса.

Софочка приоткрыла дверь. Переполненный зал. Зайка оглянулась на скрип двери, попросила подождать в ее комнате. - Там сейчас внук Эли, Ёнчик. Пообщайтесь.

Енчик взглянул вопросительно на гостью, но, узнав, что она от Дова, улыбнулся приветливо. Веснушки у Ёнчика медного цвета. Самая крупная - на кончике носа. Казалось, это от солнца Ёнчик пылает и светится. Он туг же вызвался показать редакцию, все рисунки на стенах, все газеты. Чувствовалось, он горд и счастлив: его дед тут самый главный.

Софочка огляделась. Обстановочка? Железный канцелярский стол. Перекошенный, рассохшийся шкаф с подшивками газет. Все стены увешаны фотографиями, вырезанными из журналов, рисунками, стихами, даже нотами. Ёнчик тут же повел ее вдоль стенок, показывая все с таким энтузиазмом, словно он был автором всех этих стихов и шаржей.

А посмотреть и в самом деле есть на что. Сверху, над фотографиями, прикноплен огромный лист бумаги. На нем нарисована умелым карандашом огромная каменная задница. В этот каменный зад летит, как снаряд, головой вперед, новый оле. Под рисунком - подпись-приветствие:: "Правительство Израиля желает вам легкой абсорбции

Софочка посмеялась, стала смотреть вокруг с интересом. Рисунков и эпиграмм вокруг - вороха. На разные социалистические партии, которые "гонимы страхом, делят кассу с "Маарахом" - рабочей партией. Хороши и стишки на бегемотистого Ариеля Шарона - "бульдозера".

- А вот и на деда! - возгласил Ёнчик. - Похож, верно? Только нос вроде ножичка.

Под дружеским шаржем не слишком дружеский экспромт на Элиезера, который, по убеждению художника, "как Плеханов, прыгнул в кусты". Рядом, на полстены, удивленно-обиженное лицо Натана Щаранского. Схвачено тем же умелым карандашом, что и государственная задница. Парит Натан над эпиграммой в его честь:

"Когда тоска, и ни во что не верится,

И мир в окне безденежно-палаточный,

Мы с вами рядом мыслями и сердцем...

А что, ребята, разве недостаточно?."'

"А чего они хотят, чтоб Щаранский к ним в палатку переселился, подумала Софочка недоброжелательно. - Порадовались бы его детишкам, новой вилле: пострадал больше всех".

Ёнчик показал гостье и тонюсенькую подшивку нового еженедельника. Софочка полистала свежий номер, обнаружила заметку с подписью "З.С." (так Зайка подписывается). Пробежала взглядом: "Сегодня выявилось, у алии-90 целых восемь самолюбивых лидеров, что создает ситуацию, известную из басни Крылова о лебеде, раке и щуке. Одни лидеры тянут к партии "Ликуд", те, кто из Сохнуга, - к рабочей партии, и т.д. Алию пытаются растащить по партиям, враждующим друг с другом, обессилить. По утверждению старожилов, это постоянная тактика истеблишмента. Так было и в семидесятых годах, и позже".

За этим чтением ее и застала Зайка. Сказала Софочке утомленно:

- С нашей алией каши не сварить. Я начинаю думать, что дурацкий гонор качество национальное. Еврейская приниженность обернулась тут гипертрофированным подчеркиванием своего "я". Власть на этом играет, как на губной гармошке.

Софочка разволновалась. - Ох, Зайка, не лезь в собачью свалку.

- Софочка, Саша выступает! - крикнула она возбужденно. - Хочешь взглянуть? Возьми стул.

Софочка вздрогнула, поглядела на дверь зала с опасением: оттуда выплывал сизый дымок. Она взяла раскладной стул, уселась за спиной Зайки, чтоб ее не было видно с трибуны.

Саша сегодня особенно несолидный, в старой футболке, ушастый, всклокоченный - мальчишка мальчишкой! Черная кипа опять сдвинута, свисает на ухо. Вокруг шум, но микрофон, как для уличного митинга, усиливает каждое слово.

"И чего он опять про мафии?! - недоумевала Софа. - И слово какое ужасное выкопал: "сращивание". Сращивание политики и уголовных структур...

- В заключение, хотел бы обратить ваше внимание на еще один аспект болезненной израильской темы "Кто еврей?" - продолжал Саша. - нееврей, который добровольно взваливает на себя нелегкую ношу еврейства, заслуживает по Галахе поддержки и уважения...
[1] [2] [3] [4]