Бегство (Ветка Палестины - 3) (15)

Глава 4 (18).

"ХОЛОДНЫЕ ГИЕНЫ"

Когда в аэропорту Шереметьево Дов и Наум подошли к "Боингу", один из пассажиров, увидев их, помахал рукой, поинтересовался, как встретила братьев Москва? Дов показал большой палец, затем ткнул им за спину, в сторону Наума: - Иных даже на руках носили... - Дов оборвал фразу. Ночью Науму стало плохо, вызывали скорую помощь. Хотели забрать в больницу. Наум замахал руками: ни за что не поеду.

- Дов, не отдавай меня! - Наум задыхался, хрипел, кричал, что умирать будет дома.

Укатили белые халаты, оставив, на всякий случай, кислородную подушку. Дов испугался не на шутку: вдруг не довезет. Однако к утру Наум оклемался. Обрадовавшись, Дов пытался по дороге в аэропорт поддержать брата, но тот вырвал руку, отвернулся.

Усадив Наума у окна "Боинга", Дов наклонился к нему, спросить, не надо ли чего, и тут пронизала его острая жалость к брату: нос заострился, как у покойника, под глазами черные тени. Дышит трудно, с хрипом.

- Извини меня, пожалуйста. Я...

- Ты-то при чем тут? - оборвал его Наум. - Тебя вообще в Москве не было.

Дов от растерянности покашлял.

- На тебя, Наум, дорогая наша столица так подействовала, что ли?

Наум ответил вполголоса:

- Для тебя Москва - бутырские "решеты". Мордобитие на Лубянке, да Лефортово с постоянным ревом моторов под окнами. А у меня тут половина души осталась...

Дов поискал взглядом стюардессу. Дать ему что-нибудь успокаивающее? Постарался подбодрить:

- Не тужи, брательник! Домой летим.

- А дома покой нас ждет?.. - И вдруг голосом, в котором отчетливо звучали слезы: - Если не привезем в эрец Исраэль миллион русских евреев, и не поможем им тут удержаться, дома не будет. Вот так! Потеряем эрец. Не согласен? Кто у нас правит балом? Кому всё на свете до лампочки. Как "Лави" продали, так и страну продадут...

Едва самолет оторвался от земли, пассажиров принялись обносить завтраком в целлофане. Дов поднял руку, желая попросить кофе. Стюардесса метнулась к нему: - Вам кошер? Сейчас!

Дов сказал нарочито бодро:

- А ты, Нема говорил, борода украшение бессмысленное. За нее мне любовь и кошер!

Наум не отозвался. Молчал почти нею дорогу, втянув в плечи жирафью шею. Наверное, час прошел до того, как он вдруг продолжил: видно, думал об этом всю дорогу:

- Разве не видишь, мы теряем эрец! Ты можешь настроить города, а жить?.. Кто там будет жить?.. Шестьсот тысяч русских евреев в Израиле. С этого страна началась: шестьсот тысяч тогда было. Всего! А кто думает об алие? Каждый тянет одеяло на себя. Даже банкиры ведут себя, точно "медвежатники", залезшие в чужие сейфы. Все население ограбили! Под чьим покровительстом гребут они миллионы, с кем делятся?! Восьмой год следствие тянет кота за хвост... Ворюг-миллионщиков ищет... А Израиль по-прежнему с протянутой рукой, под чужими окнами. Ты не видишь, а я вижу, всё вот-вот разнесет, как мотор на запредельных оборотах. Эреца не будет, если кровь из России не омолодит наши забитые известью сосуды. Это последняя надежда.

Дов кивал согласно: - Да-да, Наум... Правильно, Наум. - Но только одна мысль билась в голове: "Довезти бы!"

Тут колеса коснулись земли, самолет тряхнуло, и разговор прервался. Из-за погоды сели не в Амстердаме, а во Франкфурте. Времени в обрез. На длинных движущихся тротуарах франкфуртского аэропорта медленно двигались те, кому не к спеху. Дов оставил там Наума, а сам бросился бежать с чемоданами мимо стеклянных коробок, в которых степенно сидели, почитывая газеты и книги, пассажиры, направляющиеся в Рим, Токио, Сидней. Тель-Авив нигде не объявлен. Служба посмотрит на пассажира, а затем покажет в дальний угол, на лестницу с поворотом. А там - Дов знал - очередище. Потому и помчался...

"Эль Аль" в аэропортах экранной проверкой багажа не ограничивается. Трое молодцов с засученными рукавами ворошат чемоданы и баулы. Транзитные пассажиры выстроились в очередь давно, еще до срока. Очередь тянется через два зала, люди устали. Дети хнычут, капризничают, садятся на пол. Молодой взмокший чиновник Шин-Бета движется вдоль очереди, толкающей руками и ногами свой багаж. Спрашивает вкрадчиво то у одного, то у другого, где купили новый телевизор, новое видео - в еврейском магазине? Нет? Вы не открывали коробок?.. Тогда это с вами не полетит, извините... Вы заплатили, чтобы багаж шел с вами? Это ваши проблемы.

- Гражданин начальник, - окликает Дов чиновника. - Франкфурт - это же Запад, а не Восток. Стулья, вон, привинчены у стен, целые ряды, а люди маются. Что, если очередь усадить вдоль стены, ведь это бдительности не повредит?

Тот взглянул на Дона морозно, отошел. Дов нагнулся к Науму, который изнеможденно присел на корточки. Хотел ему сказать -из твоей команды человек, но только слюну проглотил. Отвел Наума к стене, усадил. - Если что-нибудь, позову!

"Эль Аль" еще не взлетел, а уже принесли свежую прессу. Самолет только что из Лода, пресса на иврите. Дов и Наум зашуршали газетами: давно дома не были, целую неделю. Новости всё те же, будто никуда и не улетали.

"Новые репатрианты - жертвы квартирных маклеров..." "Уровень жизни 90 процентов новоприбывших из СССР за пределами черты бедности... В Иерусалиме открыт пункт бесплатной раздачи горячей пищи нуждающимся..." Наум смял газету, затолкал в сумку перед сиденьем, буркнул: - Ничего нового...

- Есть и новое, - Дов показал с усмешкой на одну из статей. Наум впился в нее глазами. "Члены Кнессета говорят о трагедии русских евреев, прибывших в Израиль..."

- Двадцатый год подряд говорят, суки! Одно и тоже! Как заведенные! И не шелохнутся... - Дов потянул к себе газету, хватит, мол, успокойся. Наум дернул ее обратно, вскричал:

- Боже мо-ой, что происходит?! Слона-то я и не приметил. -Начал читать своим высоким бабьим голосом, походившим сейчас на плач.

В большой статье был напечатан очерк об узнике Сиона Александре Казаке, который переселился в палаточный городок, разбитый на "кикар ха-Медина", площади Государства, то-есть прямо на главной площади Тель-Авива, возле мэрии. Репортер сообщал, что Александр Казак был вынужден бежать из гостиницы, в которой его поселили в одном номере с уголовником и пьяницей.

- Эмика испугался? - с недоверием воскликнул Дов. - Вряд ли!

Так и есть. Из Лода он позвонил Эли, в его офис. Узнал, Саша ходил в мэрию по их делам, наткнулся на палаточный городок, поднявшийся за ночь. Разговорился с жителями. А там, "на кикаре", сплошь инвалиды, одинокие матери с детьми. В одной из палаток пожилая москвичка в слезах, держит на руках больную девочку. Оказалось, бабушка с внучкой, родители девочки "невыездные". Со страху выпихнули в Израиль старушку с их дочкой. У девочки температура...

Дов перебил Эли: - Все ясно - на свое место отвез их в гостиницу. Узнаю Сашку!

Нанял такси. Попросил Наума, чтоб тот высадил его на площади, у мэрии, где поселился Саша Казак, а сам мчал в свой Арад, к Нонке. Наум вдруг оживился. Сообщил, в Москве снимается фильм "Небеса обетованные", говорят, действие происходит... на помойке.

- Про Израиль кино, что ли?

- Да нет, про Россию... Герои живут в помойных жилищах надеждой, что вскоре прилетят инопланетяне и заберут их в лучший мир.

- А в Тель-Авиве, на "кикаре", значит, вроде как вторая серия, - Дов усмехнулся не без горечи: - герои уже в лучшем мире - перелетели...

Возле палаток Наум попросил таксиста подождать и выбрался из машины вслед за Довом: - Взгляну только, и дальше.

Посредине "кикар ха-Медина" движения машин нет. Бьет фонтан. С краю деревья, садовые скамейки, как раз возле них - палатки бездомных. Маленькие, на двоих, и рваные армейские шатры - на целое семейство. Дороги обтекают их, сжимают, как удавка. Шуршат мимо легковые машины, автобусы. Спешат люди с портфелями и папками в мэрию, из мэрии, у палаток не задерживаются.

Палатка Саши была высокой, цветной, туристской - видно, чей-то подарок. Полог откинут. Внутри, за дощатым столиком, сидели Саша и... Ида Нудель в платье такой белизны, что сразу было видно, - дама она, слава Богу, - не палаточная. По делу пришла Ида. Датский христианский фонд попросил ее распределять фонд, предназначенный для матерей - одиночек. Ида объезжает "караваны", в которых ютятся "неполные семьи", да пытается выстроить в одном из забытых богом городков центр матери и ребенка. К Саше прикатила, как к "опытному строителю"...

В глубине палатки сутулились парень из Баку и старик Аврамий, читавший какую-то газету. Мужчины обрадовались Дову, вскочили, обняли его. Внутри пахло гороховым супом, подгорелой кашей и "шанелью" Иды.

- И профессор "на кикаре"? - удивился Наум. - То-то палаточка знатная.

Оказалось, профессор тоже гость. А палатку подарил израильский поэт Давид Маркитант, - после того, как первую бдительные чиновники мэрии разорвали в клочья.

- Мэрия решила бороться с бездомными? - Наум усмехнулся. Но разговор этот не поддержали. Все были чем-то озабочены.

- Что еще стряслось? - спросил Дов.

Профессор пояснил, шастают по Америке замы и специальные советники премьер-министра Шамира. Намекают, Израиль не будет гневаться, если Америка повернет в свою сторону людской поток из России.

- Не может быть! - в один голос воскликнули Наум и Дов.

Ида подтвердила новость кивком. Оказалось, она принесла газету, выходящую в Сан-Франциско.

- Саша, у вас молодые, прочтите, пожалуйста, вслух попросила Ида.

Саша отстранил газету, не нацеплять же очки на нос после такого обращения к нему! Прочел громко: "По национальным соображениям Израиль не может сказать США: "Ради бога, помогите! Мы уже захлебнулись в этой волне! Пожалуйста, заберите этих людей." Я против этого и таких советов своему правительству не даю... Даже если Израилю придется размещать всех прибывающих по палаткам, по баракам, мы согласны на это. Просить США о помощи мы не будем. Возражать мы тоже не будем..."

- Как?! Чего же они вопили-надрывались: "Только в Израиль"?! вскинулся Дов. - Сколько лет кричали на весь мир. У меня все их кликушество документировано. Наломали дров, а теперь задком-задком: "Возражать мы тоже не будем..." Чего же они, суки безмозглые, вопили? Что дальше?

- А вот тут объяснено: "У нас была своя цель. Тогда пустовали квартиры, дома, целые селения..." - прочел Саша.

- Холодные гиены! - заключила Ида, беря у него газету. - Они согласны, чтобы русские евреи, во главе с Сашуней, жили в палатках и бараках и смирились с судьбой.

- Хитрожопый левантиец! - воскликнул Дов. - Ида, извини!.. Просить, умолять Америку не будем - ни за что! Мы не нищие... А сам ладошку выставил: "Подайте бывшему сионисту!"

Некоторое время молчали, оглушенные новостью. Она была, и в самом деле, нешуточной: Израилю не нужны евреи?

Дов повернулся к Науму, и сердце у него оборвалось: Наум был бледен, как полотно. Ссутулясь, он безмолвно вышел, с трудом переставляя ноги. Дов бросился следом - посадить в машину, проводить. Заторопилась и Ида, у которой всегда была куча дел.

- Ну, лады, - пробасил Дов, вернувшись и глядя на Сашу пристально. Глаза у парня мягкие, синие, просто морская синева в погожий день, а, отвернись на час, город взбаламутит. Непредсказуемый парень.
[1] [2] [3] [4]