Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов) (11)
[1] [2] [3] [4]Двадцать минут четвертого я оказался уже у отеля и только собрался войти, как вдруг из распахнутой двери навстречу мне вылетел Ронни. Весь в поту, в прекрасно отутюженной полевой форме, с красной физиономией, глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит, а нижняя челюсть отвисла,-по-видимому, чтобы удобнее мычать. Схватив меня за руки, он смял мне рубашку,-- в руках его чувствовалась какая-то безумная мощь.
-- Где Уоткинс? -- заорал он.
Я-то все прекрасно слышал, так как его лицо отделяло от моего каких-нибудь шесть дюймов.
-- Что такое? -- глупейшим образом пробормотал я.
-- Ты видел Уоткинса? -- Ронни орал еще громче и тряс меня изо всех сил.-- Да я убью этого негодяя!
-- Что случилось, Ронни?
-- У тебя есть джип? -- заревел он.-- Я его отдам под трибунал!
-- Ты же знаешь, Ронни, что у меня нет джипа.
Выпустив из своей железной хватки мои руки, он в два прыжка очутился посередине пустынной улицы,-- при этом неистово вертел головой по сторонам, крутился на каблуках и смешно размахивал руками.
-- Черт подери, никакого транспорта! Никакого проклятого транспорта! -Посмотрел на часы.-- Двадцать пять минут четвертого.
Эти цифры донеслись до меня через глухое рыдание.
-- Я добьюсь перевода в пехоту этой свиньи! -- И, в два прыжка оказавшись вновь на тротуаре, принялся отплясывать нечто вроде степа, короткими шажками бегая взад и вперед перед входом в отель.-- Уже десять минут, как я должен быть там!
-- Ты звонил в гараж, Ронни? -- осведомился я участливо.
-- Он торчал там все утро,-- заорал Ронни,-- мыл свой проклятый грузовик! Час назад куда-то уехал... Скорее всего, веселиться! Раскатывает в Булонском лесу1 со своими дружками с этого гнусного черного рынка!
Такое обвинение, брошенное в адрес шофера, показалось мне несправедливым -- обширные знакомства Уоткинса на черном рынке появились, лишь когда он стал служить у Ронни,-- не хотелось в такой момент восстанавливать попранную справедливость, отстаивая репутацию отсутствующего водителя.
Ронни снова посмотрел на часы и застонал, как от острой боли.
-- Возит меня вот уже полтора года,-- вопил Ронни,-- никогда не опаздывал ни на минуту -- и вот тебе на! Именно в этот день! Другого не мог выбрать! Не знаешь, есть у кого из офицеров джип?
-- Ну,-- отвечал я с сомнением,-- может, и сумею тебе его достать, если дашь мне час или больше.
-- "Час или больше"! -- Ронни дико захохотал -- просто ужасным смехом.-- Разве ты не знаешь, что к ней придут гости в четыре тридцать?! "Час или больше"! -- Дико озираясь, он переводил взгляд с одного равнодушного фасада здания на другой, на тихую, безлюдную улицу.-- Боже, что за народ! Ни тебе метро, ни автобусов, ни такси! Послушай, не знаешь ли кого-нибудь, у кого есть велосипед?
-- Боюсь, что нет, Ронни. Мне так хотелось бы тебе помочь... выручить...
-- "Помочь"... "выручить"...-- повторил он, с рычанием поворачиваясь ко мне.-- Не верю я тебе! Не верю ни одной минуты!
-- Ронни, что ты...-- упрекнул я его.
За все время нашего знакомства он произнес первое недружеское слово по отношению ко мне.
-- Всем на все плевать! -- орал он.-- Тебе меня не одурачить!
Пот ручьями катился с него, лицо еще сильнее покраснело, прямо накалилось.
-- Пошли вы все к чертовой матери! Ладно, ладно! -- орал он бессвязно, энергично размахивая руками.-- Я пойду к ней пешком!
-- На это понадобится самое меньшее полчаса,-- отрезвил я его.
-- Сорок пять минут! -- отрезал Ронни.-- Но какая теперь разница? Если этот проклятый шофер явится -- скажи, пусть едет следом за мной, ищет меня на улице. Дорогу он знает.
-- Хорошо,-- примирительно согласился я.-- Желаю удачи!
Устремив на меня невидящий взор и тяжело дыша, он бросил в мою сторону короткое ругательство и побежал прочь. Я наблюдал, как он бежал -- с трудом, шумно пыхтя -- вниз по залитой солнцем улице, мимо закрытых ставнями окон: крепко сбитая фигура в хаки удалялась, становилась все меньше, а стук тяжелых ботинок по мостовой -- все глуше, замирал вдали, растворялся в направлении Монмартра... Вот он завернул за угол, и улица снова обезлюдела, стало тихо, все замерло в яркой воскресной тишине...
У меня возникло вдруг ощущение вины, словно я мог сделать что-то для Ронни, но из-за душевной черствости и равнодушия ничего не сделал. Стоял перед отелем, курил, ожидая, не появится ли вот-вот Уоткинс на своем грузовичке. Наконец, в десять минут пятого увидел -- выезжает из-за угла на улицу. Грузовичок тщательно вымыт, нет, надраен до блеска,-- теперь по его опрятному виду никак не скажешь, что он принимал участие в военной кампании с самого ее начала и приехал в Париж с песчаных пляжей Нормандии.
С первого взгляда на восседавшего за рулем Уоткинса я понял, что он потрудился немало и над самим собой. Основательно, видимо, помучившись, так гладко выбрился, что даже ссадил розоватую кожу на лице; волосы под фуражкой напомажены и тщательно причесаны, на губах блуждает хитроватая, доброжелательная, многообещающая улыбка. С необычной лихостью подкатил он к отелю и остановился; на сиденье рядом с ним красовался громадный букет цветов.
Ловко выскочив из машины, Уоткинс молодцевато отдал мне честь, все еще добродушно улыбаясь.
-- Ну вот, я приехал чуть раньше, но в такой день, как этот, лейтенант наверняка нервничает. Я-то думал, он уже вышел и ожидает меня здесь, на улице.
-- Где, черт тебя побери, тебя носило, Уоткинс? -- Меня все больше раздражало, что этот человек нравится самому себе и получает от этого идиотское удовольствие.
-- Где я был? -- Он недоумевал.-- Как -- где?..
-- Час назад лейтенант звонил в гараж, ему сообщили, что ты уехал.
-- Видите ли, я подумал, что свиданию лейтенанта придаст приятный, сентиментальный оттенок, если он привезет своей даме букет цветов, и я совершил небольшую поездку, чтобы отыскать их. Вот, полюбуйтесь,-- гвоздики! -- довольный, указал рукой на цветы.-- С ума сойдете, когда узнаете, во что мне этот букетик обошелся...
-- Уоткинс,-- я старался оставаться спокойным,-- ты опоздал на целый час!
-- Что-что? -- Челюсть у него вмиг отвисла; он посмотрел на часы.-Лейтенант сказал, чтобы я приехал ровно в три, но я ухитрился приехать даже чуть раньше -- ведь сейчас только без десяти.
-- Сейчас десять минут пятого, Уоткинс! -- строго поправил я.
-- Что-что? -- И закрыл глаза, словно не в силах выносить моей физиономии.
-- Десять минут пятого,-- повторил я.-- Разве тебе не сказали, что с полуночи все часы переводятся на час вперед, чтобы наше время совпадало с французским?
-- Боже! -- прошептал пораженный Уоткинс.-- Ах, бедный я, несчастный! -- В лице у него не стало ни кровинки, оно все обмякло, как у пациента после анестезии.-- Что-то я слышал на этой неделе, но сегодня ночью на квартире не был, а утром... у меня отгул, вот никто в гараже и не удосужился мне сообщить. Ах, бедный я, несчастный я... Мамочка! Где сейчас лейтенант?
-- В данную минуту, вероятно, где-то в районе собора Парижской богоматери, выбивается из последних сил.
Уоткинс медленно повернулся, словно боксер, который получил сильнейший удар, но все еще бессмысленно цепляется за канаты, чтобы не упасть, и уперся лбом в металлическую дверцу машины. Когда вскинул голову, я увидел в его глазах слезы. Так и застыл передо мной, со своими кривыми, по-кавалерийски изогнутыми ногами, ссутулясь в аккуратно отглаженной форме; его худое, жестоко выбритое лицо типичного кокни исказилось ужасной гримасой от мысли, что вот сейчас лейтенант Ронни, тяжело пыхтя, напрасно взбирается по склону Монмартра...
-- Что же мне делать,-- проговорил он упавшим голосом.-- Что, черт подери, мне делать?..
-- Ну, по крайней мере, ехать туда и ждать его, чтобы ему не пришлось возвращаться пешком и домой,-- посоветовал я ему.
Машинально, словно отключившись, он кивнул, влез в кабину грузовика, небрежным жестом сбросил с сиденья вниз букет гвоздик и поехал.
[1] [2] [3] [4]