Рассказы из сборника 'Отступление' (2)

Филипп стал освобождать руку.

- Ну, пожалуйста, поговори со мной...

Филипп зашагал мимо столиков. Зашагал, нельзя сказать, чтобы очень медленно, но достаточно спокойно.

Алексис пошел за ним следом.

- Прости меня, - твердил он, - я вел себя очень глупо. Проявил слабость. Я должен бы уйти вместе с тобой. Я слышал, чем ты занимался, и горжусь тем, что когда-то был твоим другом.

Филипп ковылял, глядя прямо перед собой с таким видом, словно не слышал ни единого слова.

- Я готов сделать все, что ты скажешь, - умоляюще лепетал Алексис. - У меня много денег, и мне известно, что ваши люди в них очень нуждаются. Возьми их. Возьми их все.

Впервые за все это время, на лице Филиппа промелькнул какой-то интерес, и он задумчиво покосился на своего бывшего друга.

- На деньги можно купить ружья, - торопливо продолжил Алексис. - Все знают, что немцы торгуют оружием, хотя и очень дорого... Ты не смеешь отказываться от моего предложения, вне зависимости от того, что ты обо мне думаешь. Я хочу оказать хоть какую-то помощь. Возможно, что делать это уже слишком поздно, но я все же хочу помочь. В том числе и себе. Скоро начнутся бои, и я желаю сражаться. Забудь об этих трех годах. По крайней мере сейчас, хотя бы на время...

Филипп остановился. Холодно, без каких-либо признаков дружбы, он посмотрел в глаза Алексиса и сказал:

- Не так громко, месье.

- Прости меня.

- Немедленно уходите отсюда и отправляйтесь домой. Там и ждите.

- Ты придешь? - со счастливой улыбкой спросил Алексис.

- Возможно, - пожал плечами Филипп и мрачно улыбнулся. - Возможно, мы и придем.

- Я живу...

- Мы знаем ваш адрес. Прощайте, месье.

Не улыбнувшись и не протянув руки, Филипп зашагал прочь. Алексис следил за тем, как припадающий на одну ногу суровый крестьянин растворяется среди залитых солнечным светом ярких одежд, велосипедов и зеленых мундиров. Мысли об утраченной двадцатилетней дружбе причиняли ему боль, но в то же время он ощущал подъем и в нем проснулась надежда. Подобных чувств Алексис не испытывал вот уже много месяцев.

Вернувшись в свою квартиру, он принялся ждать.

- С этим господином... - начал Филипп с оттенком пренебрежительного изумления, указывающим на то, что этот штатский солдат когда-то был первоклассным актером. - Этот господин мне знаком.

Они появились в доме Алексиса после наступления темноты. Трое мужчин в сопровождении Филиппа. Это были невысокие, спокойные люди в потрепанной одежде. Однако, сидя напротив них в своей светлой, комфортабельной гостиной, Алексис чувствовал, что в каждом из его гостей таится смертельная опасность. Об этом говорили их обращенные на него откровенно изучающие взгляды.

- В начале оккупации, - продолжал Филипп, - он, впрочем, как и многие другие, стал служить немцам...

Алексис открыл, было, рот, чтобы выразить свой протест. Ему хотелось сказать, что он всего-навсего продолжал заниматься своим делом, поддерживая свет рамп на французской сцене. А в том, что спектакли с его участием посещали немцы, смертного греха он не видит. Алексис хотел объяснить этим людям, что его профессиональная деятельность не может идти ни в какое сравнение с коллаборационизмом в других сферах. Однако, взглянув ещё раз в эти холодные спокойные лица, он предпочел хранить молчание.

- И вот теперь, - продолжал Филипп с легкой сценической издевкой в голосе, - теперь, когда американцы уже в Ренне, этот господин вдруг испытал новый прилив патриотизма...

- Филипп, - не выдержал Алексис, - может быть, мне будет позволено высказаться за себя?

Один из посетителей кивком выразил согласие.
[1] [2] [3] [4]