Рассказы из сборника 'Отступление' (1)

Филипп в то время был занят в зажигательном спектакле о франко-прусской войне. В третьем и четвертом актах пьесы французы красиво погибали от копий прусских улан, так что о возобновлении постановки не могло быть и речи. Однако Алексис играл в своей обычной сладенькой поделке, вполне приемлемой для всех, кроме истинных любителей театра. Постановщика этой пьески пригласил к себе Комиссар по вопросам культуры - романтически настроенный баварский немец в чине полковника, - и предложил вернуть спектакль на подмостки.

- Да, это - действительно проблема, - сказал Алексис. Он и Филипп токовали на эту тему всю ночь. За окнами было темно и тихо, а коньяка к этому времени было уже выпито немало. - Ведь у меня только одна профессия. Я - всего лишь актер.

- Да, - ответил Филипп. Он, вытянувшись во весь рост, лежал на кушетке, придерживая на груди рюмку с коньяком.

- Пекарь продолжает выпекать хлеб. Врач не прекращает лечить. Вне зависимости от того, есть немцы или нет...

- Да, - согласился Филипп.

- Ведь, в конце концов, эта пьеса и в Третьей республике пользовалась большим успехом.

- Да, - согласился Филипп. - Но особенно громкий успех она имела во время правления Калигулы.

- Она никому не может причинить вреда

- Точно, - сказал Филипп и добавил: - Передай-ка мне коньяк.

- В ней нет ничего такого, что могло бы принести пользу нацистам.

- Именно, - сказал Филипп.

После этого обмена репликами возникла пауза. С улицы донесся звук шагов марширующих людей. Строем шли всего три или четыре человека, но их кованые сапоги стучали о мостовую так громко, что казалось, будто марширует целая армия.

- Немцы, - заметил Филипп. - Они ходят строем на свадьбу, на любовные свидания и в сортир...

- Ты собираешься играть в этом сезоне? - спросил Алексис.

Филипп покачал рюмку с коньяком в руке, помолчал и ответил:

- Нет, я не собираюсь играть в этом сезоне.

- Что же ты намерен делать?

- Я намерен пить коньяк и перечитывать лучшие пьесы Мольера.

Алексис прислушался к топоту удаляющихся в сторону Монпарнаса сапог и спросил:

- А в следующем сезоне ты играть будешь?

- Нет, - ответил Филипп, - я начну играть в тот сезон, когда в Париже останутся только мертвые немцы.

- И ты считаешь, что будет неправильно играть даже в такой пьесе, в которой я...

Филипп медленно поводил рюмкой с коньком под носом и сказал:

- Каждый должен решать это для себя сам. Я не вправе навязывать кому-либо свое мнение по такому вопросу.

- Значит, ты думаешь, что это неправильно? - не сдавался Алексис.

- Я... - медленно и тихо заговорил Филипп в большую коньячную рюмку из тонкого стекла. - Я полагаю, что это - предательство. Я не хочу быть товаром на рынке развлечений для смелых, германских воителей-блондинов.
[1] [2] [3] [4]