5 (1)

Она покосилась на меня через стол:

– По вашему виду не скажешь.

– Старинные деньги. Наследство, – пояснил я. – В нашей семье не любят шика.

– Вы из старозаветной семьи?

– Как-нибудь расскажу, – уклончиво ответил я. Эвелин начала рассказывать о себе, хотя я ни о чем ее не расспрашивал. Объяснила, что она юрист, в Вашингтоне живет уже одиннадцать лет, работает в том отделе министерства юстиции, который величают «антитрестовским». Ее муж, морской офицер, оказался сущим скотом, и она развелась с ним. Детей нет, и заводить их она не собирается. Шеф, человек в общем милый, вот уже пять лет приударяет за ней, но она поставила целью своей жизни – быть избранной в конгресс. Все это рассказывалось неторопливо, низким мелодичным голосом, причем, стараясь занять меня, иногда она отвлекалась, указывая на некоторых из сидевших в ресторане, коротко и зло обрисовывала их.

Вон тот – сенатор, но даже в лифте ни одна девушка не может уберечься от его приставаний. А этот – второй секретарь посольства, торгует наркотиками, переправляя их с дипломатической почтой. Поглядите на того – это известный лоббист, у него в кармане целые гроздья конгрессменов из обеих палат. А вон тот, что сидит в углу, – из ЦРУ, он организовал целый ряд политических убийств в южноамериканских странах.

Я попросил ее заказывать все, что ей захочется, в том числе и вино, хотя лично я предпочитаю пиво.

– Позвольте мне, простому провинциалу, целиком положиться на ваш вкус, – галантно произнес я.

Я был в приподнятом настроении, меня радовало, что я сидел рядом с красивой женщиной и мог свободно, не заикаясь беседовать с ней. Новая, совершенно неизведанная жизнь, казалось, открывалась передо мной.

– Значит, такие мальчики, как вы, выходят из старозаветных, сказочно богатых семей?

– В основном – да, – пробормотал я. Она странно поглядела на меня:

– Вы подставной?

– Как вы сказали?

– Подставной. Из ЦРУ?

– Даже не слыхал о таких, – покачал я головой, улыбаясь.

– Ваш друг Хейл сказал, что вы были летчиком.

– Был когда-то.

Я удивился, когда она успела в суматохе приема расспросить Хейла обо мне. Такое настырное женское любопытство встревожило меня, и я почти решил, что после ужина посажу ее в такси и отправлю домой. Но затем я подумал, что не следует быть таким болезненно подозрительным и портить себе вечер.

– Не распить ли нам еще бутылочку? – предложил я.

– Разумеется, – кивнула она.

Ушли мы из ресторана в числе последних. Я не привык к вину и чувствовал приятное опьянение. Мы уселись в такси и ехали, не прикасаясь друг к другу. Когда такси остановилось перед ее домом, я попросил шофера подождать, пока я провожу свою спутницу.

– Нет, не надо, – перебила Эвелин. – Джентльмен зайдет ко мне пропустить еще стаканчик.

– О, это как раз то, что мне нужно, – немного заплетающимся языком пробормотал я.

Я не разобрал, какая у нее квартира, потому что она не включила свет. Как только мы вошли к ней, она обняла меня и поцеловала. Поцелуй был восхитительным.

– Вы беззащитны, и я соблазняю вас, – засмеялась она.

Посмеиваясь, она повела меня за руку через темную гостиную в спальню. Тонкой полоски света из приоткрытой двери в ванную было достаточно, чтобы разглядеть большой письменный стол с грудой бумаг, туалетный столик и длинные, во всю стену, книжные полки Она подвела меня к кровати, повернула кругом и подтолкнула, так что я упал на спину.

– Остальное – уж моя забота, – сказала она. Если Эвелин в министерстве была так же деятельна, как в постели, то правительство не зря держит ее на службе.

– Сейчас, – пробормотала она, усевшись на меня сверху с раздвинутыми ногами и вставив мою трепещущую от вожделения плоть в свое лоно. Она стала раскачиваться взад-вперед, сперва медленно, потом все быстрее, запрокинув назад голову и опираясь сзади на вытянутые руки. В рассеянном лунном свете, отражавшемся от зеркала, ее пышные груди белели перед моими глазами бледными полутонами. Я обхватил руками, гладил и ласкал эти прекрасные груди, и она застонала. Потом всхлипнула, опять застонала, еще и еще, наконец громко, не в силах больше сдерживаться, закричала и блаженно обмякла.

Мгновение спустя я, словно со стороны, услышал собственный сдавленный стон невыразимого наслаждения. Эвелин обессилено скатилась с меня, растянулась на животе и затихла. Я вытянул руку и осторожно, почти бережно прикоснулся к влажному округлому плечу.

– Тебе не было больно?

– Дурачок, – фыркнула она. – Нет, конечно.

– Я боялся, вдруг…

– Неужто твои дамы молчат, когда ты их трахаешь?

– По-моему, да, – неуверенно промолвил я. И про себя подумал, что такие выражения они уж точно не употребляют. Должно быть, в министерстве юстиции принято называть все своими именами.

Она засмеялась, перевернулась на спину, потянулась к столику у кровати за сигаретами и закурила. Огонек спички осветил ее безмятежное лицо.

– Хочешь сигарету? – спросила она.

– Не курю.

– Долго проживешь. А сколько тебе сейчас?

– Тридцать три.

– Самый расцвет, – сказала она. – Чудесный возраст. Не вздумай уснуть. Давай поговорим. Выпить хочешь?

– А который час?

– Самое время промочить горло. – Она выбралась из постели и набросила халат. – Виски устроит?

– Вполне.

Она прошла в гостиную, шелестя халатом. Я взглянул на свои ручные часы. Раздевая меня, она сняла их и аккуратно положила на столик у кровати. Видно, очень аккуратная женщина. Светящийся циферблат показывал четвертый час ночи. Все в свое время, подумал я, сладко потянувшись в постели и вспомнив этот же час прошлой ночи: жужжание счетной машинки; пуленепробиваемое стекло конторки и сбежавшую по лестнице проститутку, просившую открыть ей парадную дверь.

Эвелин вернулась с двумя стаканчиками виски и села на краю постели. В полоске света, падавшей из ванной, резко очерчивался ее самоуверенный профиль. Помимо аккуратности, ей, как видно, было присуще и стремление к полноте ощущений.

– Очень хорошо, – выпив, сказала она. – И ты был хорош.

– Всегда оцениваешь своих любовников? – засмеялся я.

– Ты вовсе не мой любовник, Граймс. Я бы назвала тебя привлекательным молодым человеком с хорошими манерами. Вчера ты мне определенно понравился, и у тебя хватило мужества на короткое время заехать ко мне. Подчеркиваю, на короткое время.

– Понятно, – кивнул я.

– И тебе, наверное, неинтересно, да и я не собираюсь докучать тебе более подробными объяснениями.

– Ты ничего не должна объяснять мне. Вполне достаточно и того, что ночь была восхитительна.

– У тебя это не так часто случается?

– Откровенно говоря, нет, – рассмеялся я.

– Как на неоновой рекламе – ты, можно сказать, совсем не тот, на кого похож.

– На кого же я похож?

– Да на тех молодых людей, что играют злодеев в итальянских фильмах. Дерзких, порочных и бессовестных.

Ничего подобного во мне прежде не замечали. Наоборот, скорее указывали, что с виду я скромник. Или за эти дни я очень изменился, или же Эвелин Коутс смогла разглядеть мою скрытую сущность.

– Вскоре я вернусь в Вашингтон, – сказал я. – Позвонить тебе?

– Если у тебя не будет ничего лучшего.

– А ты захочешь увидеться со мной?

– Если у меня не будет ничего лучшего.

– Неужели ты такая жесткая, какой хочешь казаться?
[1] [2] [3] [4]