22

– Возможно.

– Если бы я заявила, что после свадьбы мы будем жить только у меня, ты бы согласился?

– Ты этого требуешь?

– Да, – сказала она тем безапелляционным тоном, которым обычно разговаривала в Вашингтоне. Очевидно, она не собиралась быть послушной женой.

Я промолчал, и мы пошли дальше.

– Ты ничего не ответишь мне? – спросила она, когда мы прошли несколько шагов.

– Не сейчас.

– А когда же?

– Может, сегодня вечером. А может, через неделю, через месяц…

Она принуждала меня к возвращению в Америку, и потому я обозлился на нее. Картины Анжело Квина растравили мне сердце. С того дня, как я впервые увидел на его полотнах суровые и меланхоличные уголки моей страны, я понял, что уже и прежде подсознательно боролся с той мыслью, что в какой-то день вернусь обратно на родину. Некоторые люди, как я обнаружил, становились отщепенцами, находя в этом удовлетворение. Но я не принадлежал к их числу. Черт побери, подумал я, ведь я же никогда не усвою другого языка, никогда не буду думать на нем. Нет для меня другого языка, кроме родного.

Возможно, то была случайность, что я попал на выставку картин, которые произвели на меня такое сильное впечатление, но и без этого, а также независимо от желания Эвелин я теперь окончательно осознал, что должен в конце концов вернуться на родину. Фабиан, конечно, не одобрит меня. Я заранее представлял себе его возражения: «Боже мой, да вы же быстро получите пулю в лоб!» Однако я не собирался жить по указке Фабиана.

– Я вовсе не отказываюсь вернуться в Америку, – после долгой паузы сказал я. – И даже поселиться в твоем доме в Сэг-Харборе, если тебе так хочется. Но условия должны быть равными. Если по некоторым причинам я не хочу объяснить, почему пока предпочитаю находиться за границей, и никогда, может, этого не объясню, согласишься ты выйти за меня замуж?

– Не люблю на веру принимать людей, – ответила она. – Даже и тебя. И вообще не отличаюсь большой доверчивостью.

– Повторяю свой вопрос.

– Сейчас на него не отвечу, – вызывающе рассмеялась она.

– А когда?

– Может, сегодня вечером. А может, через неделю, через месяц…

Дальше мы шли молча. При переходе улицы нас едва не задавил «мерседес», который пытался проскочить на красный свет. И вдруг я почувствовал, что сыт Римом по горло.

– Кстати, – спросила Эвелин, – кто такая Пэт?

– Откуда тебе известно про Пэт?

– Я знаю, что у тебя есть знакомая девушка по имени «Пэт.

– А почему ты думаешь, что Пэт – это девушка? Это мужское имя. – Застигнутый врасплох, я пытался выиграть время, чтобы выкрутиться. Я никогда не упоминал Пэт в разговорах с Эвелин.

– В твоих устах оно так не звучало, – не отставала Эвелин.

– А когда я называл его?

– Дважды. Сегодня ночью, во сне. Ты обращался явно не к мужчине.

– А-аа, – протянул я.

– Вот именно. Так кто она?

– Одна девушка, с которой я знаком. Был знаком, – поправился я.

– Похоже, вы были знакомы очень близко.

– В самом деле?

– Еще как.

– Ну и что?

– Ты был влюблен в нее?

– Пожалуй, да. Какое-то время.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Три года назад.

– Тем не менее ты по-прежнему зовешь ее во сне.

– Извини, – просто сказал я.

– Ты ее до сих пор любишь? Я задумался. Потом ответил:

– Не знаю.

– Может, тебе надо встретиться с ней и разобраться в своих чувствах?

– Да, – сказал я. 20 милая Италия (итал.) 21 извините (итал.)
[1] [2] [3]