25 (2)

— Да, — подтвердил он.

— Уведите его, — приказал лейтенант.

Солдат отошел от окна и направился в сторону француза, который изумленно глядел на Христиана.

— Я никогда не видел его, — воскликнул француз, когда солдат схватил его за шиворот и медленно поставил на ноги. — Бог мне судья, я никогда в жизни не видел этого человека…

Солдат выволок его из комнаты.

— Итак, — сказал лейтенант, весело улыбаясь, — с этим покончено. Сейчас… через полчаса бумаги будут направлены полковнику, и я умываю руки. А теперь… хочешь вернуться в свою роту немедленно или переночуешь здесь? У нас хорошая унтер-офицерская столовая, а завтра можешь посмотреть казнь. Она состоится в шесть часов утра. Решай сам.

— Я бы хотел остаться, — сказал Христиан.

— Прекрасно, — согласился лейтенант. — Унтер-офицер Дехер находится в соседней комнате. Пойди к нему и скажи, что я приказал тебя устроить. Придешь сюда в пять сорок пять завтра утром. — Он вернулся к своему письму, и Христиан вышел из комнаты.

Казнь происходила в подвале здания ратуши. Это было длинное сырое помещение, освещенное двумя яркими электрическими лампочками без абажуров. У одной из стен в земляной пол были вбиты два столба. Позади столбов стояли два низких гроба, сколоченных из некрашеных досок, которые тускло поблескивали в свете электрических лампочек. Этот подвал служил также тюрьмой, и на сырых стенах мелом и углем были написаны последние слова обреченных, обращенные к миру живых.

«Бога нет», — прочитал Христиан, стоявший позади шести солдат, которые должны были привести приговор в исполнение… — «Merde, Merde, Merde»…[80] «Меня зовут Жак. Моего отца зовут Рауль. Мою мать зовут Кларисса. Мою сестру зовут Симона. Моего дядю зовут Этьен. Моего сына зовут…» Этому человеку не удалось закончить перечень.

Ввели обоих осужденных. Они двигались так, как будто их ноги давно уже отвыкли от ходьбы: каждого из них тащили два солдата. Увидев столбы, маленький француз тихо заскулил, но человек с одним глазом, хотя он с трудом передвигал ноги, попытался придать своему лицу выражение презрения, и, как заметил Христиан, это ему почти удалось. Солдаты быстро привязали его к столбу.

Унтер-офицер, командовавший отделением, подал первую команду. Его голос прозвучал как-то странно, слишком парадно и слишком официально для такого невзрачного подвала.

— Никогда, — закричал одноглазый, — вы никогда…

Залп не дал ему закончить фразу. Пули перерезали веревки, которыми был привязан низенький француз, и он повалился вперед. Унтер-офицер быстро подбежал к ним и нанес coup de grace[81], выстрелив в голову сначала одному, потом другому. Пороховой дым на время затмил запах сырости и разложения, господствовавший в подвале.

Лейтенант кивнул Христиану, и тот последовал за ним наверх и затем на улицу, затянутую серой утренней дымкой. У него все еще звенело в ушах от выстрелов.

Лейтенант слабо улыбнулся.

— Ну, как тебе все это понравилось? — спросил он.

— Ничего, — спокойно ответил Христиан. — Не могу пожаловаться.

— Отлично! — воскликнул лейтенант. — Ты уже завтракал?

— Нет.

— Пойдем со мной. Меня уже ждет завтрак. Это совсем близко, всего несколько шагов отсюда.

Они зашагали рядом, и звуки их шагов тонули в жемчужном тумане, надвигавшемся с моря.

— Первый, — заметил лейтенант, — тот, что с одним глазом, терпеть не мог немецкую армию, правда?

— Да, господин лейтенант.

— Очень хорошо, что мы от него избавились.

— Да, господин лейтенант.

Лейтенант остановился и, улыбаясь, посмотрел на Христиана.

— А ведь это были совсем не те люди, да?

Христиан заколебался, но лишь на секунду.

— Откровенно говоря, — признался он, — я не уверен.

Лейтенант улыбнулся еще шире.

— Ты умный парень, — весело сказал он. — От этого дело не меняется. Мы доказали им, что шутить не любим. — Он похлопал Христиана по плечу. — Иди на кухню и скажи Рене, что я велел тебя хорошенько накормить; пусть подаст тот же завтрак, что и мне. Ты сумеешь объясниться с ней по-французски?

— Да, господин лейтенант.

— Очень хорошо. — Лейтенант еще раз похлопал Христиана по плечу и вошел через большую массивную дверь в серый дом с горшочками цветущей герани на окнах и в палисаднике. Христиан направился в дом через заднюю дверь. Ему подали обильный завтрак: яичницу с колбасой и кофе с настоящими сливками. 80 дерьмо (франц.) 81 удар милосердия (франц.)
[1] [2]