Матрос с 'Бремена' (сборник рассказов) (12)

-- Ты права,-- согласился Пол.-- Они погибли из-за шестипроцентного интереса от ценных бумаг, из-за нефтяных разработок, дележа сфер влияния... Иметь бы мне вот собственную сферу влияния...

-- И, несмотря на это, ты собираешься поступить на военную службу?

-- Да. В первый же день объявления войны. Сразу пойду на вербовочный пункт и скажу: "Вот я перед вами, Пол Триплетт, мне двадцать шесть лет, крепкий, хоть гвозди забивай, у меня отличное здоровье, хорошее зрение, зубы в порядке, плоскостопия нет,-- дайте мне винтовку. Посадите меня на самолет, отправьте на фронт, там я покажу, кто я такой".

-- Считаешь, на этот раз они тебя не надуют? -- спросила Дора.-- А ты не думаешь, что и на этот раз тебя заставят воевать за ценные бумаги, за нефтяные месторождения?

-- Угу.

-- И даже в таком случае запишешься в армию?

-- В первый же день объявления войны.

Дора высвободила свою руку.

-- Неужели тебе нравится сама идея убивать людей?

-- Не-ет, я ненавижу такую иде-ею,-- медленно, растягивая слова, ответил Пол.-- Не хочу никому причинять зла. Мне кажется, сама идея войны смехотворна. Мне хотелось бы жить в таком мире, где каждый имел бы возможность сидеть на террасе за стеклянным столиком, есть что-нибудь вкусное с цветных тарелок, а на граммофоне автоматически переворачивается пластинка -- симфония Моцарта; его дивная музыка звучит через динамик, вынесенный на террасу... Только вот Гитлер не проявляет никакого интереса к этому миру, ему больше по душе другой мир. А я не могу мучиться и жить в его мире, который ему нравится, неважно, какого он образца -- немецкого или нашего, отечественного.

-- Но ведь тебе не удастся убить Гитлера! -- убеждала Дора.-- Тебе придется убивать точно таких парней, как ты сам.

-- Совершенно верно.

-- И тебе это нравится?

-- Да нет... я вообще-то и не думал об убийстве Гитлера. Я хочу расстрелять идею, которую он распространяет среди множества народов, покончить с ней. А тех молодых парней, которых убью, стану потом оплакивать; тот же, кто убьет меня, возможно, станет оплакивать меня.

-- Но ведь они, вероятно, такие же парни, как и ты.

-- Конечно,-- согласился Пол.-- Уверен, на моем месте им тоже хотелось бы сегодня ночью быть в постели с такой девушкой, как ты. Бьюсь об заклад! Гулять среди фонтанов на Рокфеллер-плаза, с бронзовыми скульптурами, держать за руку красотку -- вот как ты -- в весенний субботний вечер, разглядывать в витринах модную одежду... Могу поспорить, что многим из них по душе музыка Моцарта, как и мне. И все равно я буду убивать их! С радостью!

-- "С радостью"?

-- Да, с радостью.-- Пол стал тереть руками глаза -- устали.-- С радостью -- сегодня. Но я стану оплакивать их в грядущем. А сегодня у них в руках винтовки и они целят в меня и в мой мир. И поддерживают таким образом идею, что я должен убивать других, чтобы жить самому.-- Он протянул к ней руку и поймал ее за локоть.-- Ну зачем нам говорить сегодня вечером о таких скучных вещах? Это бессмысленно.

-- Но все же речь идет о большом мошенничестве! -- выкрикнула Дора.-- И тебя используют в корыстных целях, и ты прекрасно об этом знаешь!

-- Совершенно верно, да, это великое мошенничество -- весь этот бизнес. Но все равно мне придется воевать. Меня, конечно, надуют, одурачат, но все же я хоть что-то сделаю, пусть самую малость, чтоб за обедом на террасе звучала музыка Моцарта! Черт подери, это даже не назовешь патриотизмом! Но меня втянут в эту авантюру.

-- Что ж, очень жаль...-- Дора теперь шла одна, не держала его за руку,-- очень плохо.

-- Конечно, плохо,-- эхом откликнулся Пол.-- Может, когда-нибудь будет лучше. Может, когда-нибудь этим миром будут управлять любители музыки Моцарта. Но сегодня такое невозможно.

Внимание их привлекла репродукция картины Ренуара в витрине маленького магазинчика: веселая компания катается на лодке по реке; женщина целует китайского мопса, мужчина в нижнем белье, в соломенной шляпе, с рыжей бородой -- этакий крепыш; остряк, в надвинутом набекрень колпаке, нашептывает что-то на ухо подруге, которая поднесла к нему рупором сложенные ладошки; в глубине -- большой натюрморт: бутылки с вином, стаканы, разложенная на столе еда, гроздья винограда.

-- Я видел ее там, где она висит,-- в Вашингтоне,-- сказал Пол.-- По репродукции трудно судить об этой великой картине. От нее так и веет... розовощеким бессмертием. Теперь вот и у нас появилась, в Нью-Йорке; по три раза в неделю хожу сюда -- полюбоваться ею. Все на ней ясно, солидно -разит счастьем. Картина о давно минувшем лете.-- Он поцеловал ей руку.-- Уже поздно, дорогая, время летит так быстро. Пойдем-ка домой.

Взяв такси, они поехали в нижнюю часть города -- к нему.

РАЙОН КЛАДБИЩ

Когда наступает час коктейля в Браунсвилле,таксисты собираются в гриль-баре "Ламманавитц" -- выпить по кружке пива, поболтать о мировых проблемах и понаблюдать, как медленно опускается солнце над повисшей на опорах стальной колеей, ведущей прямо в Проспект-парк.

-- Мунго? -- живо обсуждали они.-- Да у него не рука, а автомат. Это такой питчер, который пробьет Бруклин прямо в первый дивизион международной бейсбольной лиги.

-- А я сегодня видел мэра -- собственной персоной. Этого "маленького цветочка". По его мнению, стране нужен...

-- Послушай, Мизинчик, не дашь ли в долг кружечку пива?

Мизинчик тряпкой вытирал воду, разлитую по полу в сумрачном баре.

-- Послушай, Элиа,-- он явно нервничал,-- продажа алкогольных напитков в кредит в штате Нью-Йорк запрещена законом.

-- Что ты несешь? Кружка пива -- алкогольный напиток?! За кого ты меня принимаешь -- за снежного человека?

-- Ты что, хочешь, чтобы у меня отобрали лицензию? -- жалобно отбивался Мизинчик.

-- Знаешь, я не сплю по ночам, все думаю -- как бы Мизинчик не лишился своей лицензии. Моя жена слышит, как я горько плачу во сне,-- сыронизировал Элиа.-- Одно пиво -- "Д. П. Морган"!

Скрепя сердце Мизинчик налил кружку с высокой шапкой пены и, тяжело вздохнув, сделал отметку в своем гроссбухе.-- Предупреждаю тебя -последняя, без всяких возражений. Господь свидетель!

-- Ладно,-- глухо отозвался Элиа.-- Не разевай варежку.-- И с закрытыми глазами он выпил все пиво залпом.-- Боже! -- Не открывая глаз, вслепую поставил кружку на стойку.-- За какой-то вшивый дайм, за десятицентовик,-он обращался ко всем сидевшим в зале,-- тебе наливают такой божественный напиток! Нет, что ни говори, а Бруклин -- чудесное место.

-- В Бруклине такая вонь, что не продохнуть,-- выразил свое мнение другой таксист, у края стойки.-- Район кладбищ. Из пяти районов Нью-Йорка самый подходящий могилы рыть.

-- Друг мой Паланджио! -- обратился к нему Элиа.-- Дуче Паланджио! Если тебе не нравится Бруклин -- убирайся к себе домой, в Италию! Там тебе всучат ружье и сделают в Африке еще одну дырку в заднице.

Все водители громко захохотали, а Элиа добродушно ухмыльнулся, довольный собственной остротой.

-- Я это видел в кино. Поезжай к себе в Италию, к своим жирным итальянским девкам! Ну, ребята, кто из вас поставит мне кружку?

В баре воцарилась мертвая тишина, как в военном лагере, когда только что прозвучал сигнал отбоя.

-- Друзья называются! -- подосадовал он.

-- Бруклин -- чудесное место,-- съехидничал Паланджио.

-- Весь день,-- Элиа рассеянно потирал перебитый нос,-- я гоняю эту тачку. Одиннадцать часов подряд разъезжаю по улицам. И теперь у меня в кармане три доллара пятьдесят центов.

Мизинчик тут же подскочил к нему.

-- Послушай, Элиа, нужно поговорить -- о такой мелочи, как кружка пива. Знай я, что у тебя есть деньги...

Элиа, теряя терпение, оттолкнул от себя настырную голову Мизинчика.

-- Вон там кто-то заказал пиво, Мизинчик. Ну-ка, займись своим делом!

-- Мне кажется,-- недовольно заворчал Мизинчик,-- что уважающий себя человек обязан платить свои долги.

-- Ему кажется! Мизинчику кажется -- только подумать! -- громогласно заявил Элиа; но Мизинчик его в данную минуту совсем не интересовал. Повернувшись спиной к стойке и подперев голову руками (рукава пиджака на локтях прохудились), он печально разглядывал жестяной потолок.-- Три доллара пятьдесят центов,-- тихо повторил он,-- а я не могу взять себе кружку пива.

-- Что же случилось? -- поинтересовался Паланджио.-- У тебя карман на запоре?

-- Два доллара семьдесят пять центов нужно отдать компании,-- объяснил Элиа.-- Семьдесят пять центов -- моей вшивой жене, чтоб не прогоняла меня ночевать в парке. Эта вшивая компания! Вот уже целый год ежедневно отдаю им по два доллара семьдесят пять центов, и теперь эта паршивая тачка -- моя. Через год могу продать этот драндулет японцам, пусть наделают из него бомб. Его можно заставить двигаться только одним способом -- спустить с высокой горы. Но я подписал контракт, мне нужна нянечка. Ну, кто поставит мне пива? Есть желающие?

-- Я подписал точно такой контракт,-- сообщил Паланджио; его смуглое лицо исказила гримаса боли.-- Должен отработать еще семь месяцев. И никто не удосужился даже научить меня правильно писать свое имя.

-- Если бы ваши разгильдяи вступили в профсоюз...-- вмешался небольшого роста ирландец, сидевший напротив пивного крана.

-- Джиари,-- воззвал Элиа,-- ты, ирландский герой! Ну-ка, расскажи нам, как вы отлупили англичан в битве при Белфасте!

-- О'кей, о'кей! -- Джиари нервно сдвинул кепку на затылок, открыв огненно-рыжие волосы.-- Если вашим парням охота вкалывать по шестнадцать часов в сутки, чтоб зашибить деньгу,-- я не намерен вам мешать.

-- Да, вступай в профсоюз и пусть копы обдирают тебя как липку! -подхватил Элиа.-- На собственном опыте убедился!

-- О'кей, ребята! -- Джиари взболтал пиво в кружке, чтобы запенилось.-Тоже мне владельцы собственности! Не в состоянии в пять вечера заплатить за кружку пива. О чем тогда разговаривать, а? Ну-ка, Мизинчик, налей еще!

-- Джиари, ты ведь красный! -- заявил Элиа.-- Красный подлец!

-- Коммунист,-- добавил Паланджио.

-- Принеси мне пива! -- громко повторил Джиари.

-- Вся беда в том,-- уточнил уже более мирно Элиа,-- что наступили плохие времена.

-- Конечно,-- согласился Джиари, опустошая наполовину новую кружку.

-- Тогда, в двадцать восьмом, я зарабатывал в среднем по шестьдесят баксов в неделю.

-- В канун Нового, двадцать седьмого года,-- прошептал Паланджио,-- я заработал тридцать шесть долларов сорок центов.

-- Деньги тогда текли рекой,-- ударился в воспоминания Элиа.
[1] [2] [3] [4]