Глава 14
[1] [2] [3] [4]Он услышал движение за спиной и резко повернулся. Люси открыла дверь дома, чтобы уйти вовнутрь.
— Ты куда? — подозрительно спросил он.
— Тони идет. — Она показала в сторону гостиницы и Оливер увидел Тони быстро шагающего по направлению к дому. — Думаю, тебе не мешало бы поговорить с ним.
Люси вошла в дом, легкая дверь тихо захлопнулась за ней. Через матовое стекло Оливер смотрел, как растворялись ее размытые очертания.
Он покачал головой и заставил себя улыбнуться сыну. Мальчик шел по лужайке навстречу отцу. Приблизившись, он настороженно и серьезно посмотрел на Оливера. Потом он остановился прежде чем сделать последний шаг. — Привет, папа, — сказал он выжидающе.
Оливер подошел к Тони, положил руку на плечо мальчика, и поцеловал его.
— Привет, Тони, — ответил он. Не снимая руки с плеча сына, Оливер направился обратно к крыльцу.
— Я готов, — сказал Тони, показывая на чемоданы, расставленные на крыльце. — Можно нести багаж в машину?
Оливер промолчал. Он снял руку с плеча Тони и медленно пошел к плетеному креслу. Тяжело, по-старчески, опустившись в него, он обратил взгляд на ребенка.
— Я думал, что мы должны были уехать еще в три, — сказал Тони.
— Подойди ко мне, Тони.
Нерешительно, будто в ожидании наказания, Тони пересек веранду и остановился перед креслом отца.
— Ты злишься на меня, папочка? — тихо спросил он.
— Нет. Конечно же нет. С чего бы мне злиться на тебя?
— За то, что я позвонил тебе тогда, — Тони глядел в пол. — За то, что я рассказал тебе… Что я видел… Оливер вздохнул.
— Нет, — сказал он. — Ты не виноват.
— Я ведь должен был сказать тебе, правда? — молящим голосом говорил Тонги.
— Да, — не сразу ответил Оливер. Он не сводил глаз с сына, задавая себе вопрос, что именно из виденного мальчик запомнит навсегда. Дети забывают все, говорил Петтерсон.
Он сказал также, что и взрослые забывают все. Но ни то, ни другое не правда. Тони запомнит все, четко, подробно, с мучительными деталями, и вся его жизнь будет построена на этой памяти.
Было бы гораздо проще замять этот разговор, придумать любое оправдание тому, что придется ребенку уехать без мамы и самому подготовиться к школе. Было бы гораздо легче временно отложить все разговоры о Люси, уклончиво и хитроумно отвечать на детские вопросы, на письма из школы о предстоящих каникулах, дать ребенку самому сделать это болезненное открытие, медленно, со временем, осознать, что он изгнан из семьи. Было бы проще, не так болезненно, и в конце концов, совершенно справедливо, став взрослым, Тони стал бы презирать отца за это.
Оливер протянул руку и обнял мальчика, усадил его себе на колени, прижав голову ребенка к своему плечу, как в те далекие времена, когда Тони был совсем еще маленьким.
— Тони, — сказал Оливер. Ему было легче говорить вот так, ощущая вес сына на коленях, его по-детски худые ноги на своих ногах. Сердце Оливера сжалось, когда он произнес то, что хотел сказать:
— Выслушай меня внимательно. Мне очень жаль, что все это произошло. Мне жаль, что ты узнал об этом, если уж этому суждено было случиться. Но все уже произошло. И ты все знаешь. И ты обязательно должен был сообщить мне.
Тони молчал. Он напрягся в объятиях отца.
— Тони, — продолжал Оливер. — Я бы хотел задать тебе один вопрос. Ты ненавидишь свою мать?
Оливер почувствовал, как детское тело сжалось.
— Почему? — спросил Тони. — Что она тебе сказала?
— Ответь на мой вопрос, — настаивал Оливер.
Тони неожиданно резко вывернулся из рук отца, встал перед ним, сжимая и разжимая кулаки.
— Да, — яростно бросил он. — Я ненавижу ее.
— Тони… — Оливер не мог скрыть своей боли.
— Я не собираюсь разговаривать с ней. — Тони спешил высказать свою обиду, его скороговорка звучала по-ребячески громко и беспощадно. — Она может говорить все, что хочет. Может, я и буду отвечать ей «да» или «нет» когда придется, но разговаривать с ней я больше никогда не буду.
— А что если ты никогда больше не увидишь ее? — осторожно спросил Оливер.
— Прекрасно! — Мальчик стоял понурив голову, челюсть настойчиво выдвинута вперед, как драчун смотрящий на соперника через проведенную на земле линию.
— Она не испытывает ненависти к тебе, — тихо возразил Оливер. — Она очень любит тебя.
— Мне безразлично, что она говорит.
— Но она боится тебя…
— Не верь ей. Не верь ни одному ее слову. — Его слова звучали очень по-взрослому.
— И только потому, что она боится тебя, — Оливер говорил без всякой надежды, стараясь исчерпать все возможные аргументы, — именно поэтому она не хочет, чтобы ты ехал с нами домой. Она не хочет жить с тобой в одном доме.
На несколько мгновений Оливеру казалось, что сын разрыдается. Он склонил голову и отрывистыми движениями тер руки о колени. Но потом он поднял глаза и прямо посмотрел на Оливера.
— Ладно, — наконец сказал он. — Я все равно еду в школу.
— Дело не в этом, — настаивал Оливер. — Она вообще не хочет видеть тебя, никогда. Она не хочет, чтобы ты приезжал в наш дом. Ни на Рождество. Ни на праздники. Никогда.
— О, — голос ребенка прозвучал так слабо, что Оливер, не мог точно сказать, действительно ли Тони произнес что-то. — А почему бы тебе не сказать: «Это мой дом. И я буду принимать кого захочу».
— Тогда она уйдет от меня, — поникшим голосом сказал Оливер. -Сегодня же.
— О, — Тони испытующе глядел на отца. — А ты не хочешь, чтобы она ушла?
— Думаю, что нет.
— Почему?
Оливер вздохнул, произнося эти слова он не глядел на Тони, его глаза были устремлены на голубое небо, в котором витало холодное предчувствие осени.
— Непросто объяснить тринадцатилетнему мальчику, что такое… Семейная жизнь. Насколько мужчина и женщина становятся зависимыми друг от друга. Я просчитался, недооценил это сам. Ты понимаешь, что это значит? Тони задумался, потом кивнул.
— Да, ты считал, что это так, а оказалось, что все наоборот.
— Что-то в этом роде, — подтвердил Оливер. — Выяснилось, что я ошибался.
— Ладно, — глухим дерзким тоном сказал мальчик. — Что от меня требуется?
— Решай сам, Тони. Скажи только слово, и я позову маму сюда и объявлю ей, что ты остаешься со мной. Мы попрощаемся с ней и положим конец всему этому.
Губы Тони задрожали.
— И как ты потом будешь жить?
— Я… Я буду умирать, Тони, — сказал Оливер откровенно.
— А если я скажу, что ухожу из дому.
— Я повезу тебя домой, подготовлю к школе и вернусь за мамой. -Оливер не отрывал глаз от холодного неба над головой сына. — Я буду навещать тебя на каникулах, летом мы сможем путешествовать вместе в горы, в Канаду, может даже в Европу.
— Но я никогда не смогу приехать домой? — спросил Тони как человек, заглядывающий в окошко кассы, задавая самые разнообразные вопросы, чтобы наверняка убедиться в том, что он садится на правильный поезд.
— Не сможешь, — прошептал Оливер. — По крайней мере долгое время.
— Никогда? — резко переспросил Тони.
— Ну, год или два… — нерешительно отвечал отец. — Сейчас твоя мать в истерике, но со временем, я уверен…
— Ладно! — Тони повернулся спиной к отцу. — Мне наплевать.
— Что ты имеешь в виду? — Оливер встал и подошел к ребенку сзади, но не осмеливался прикоснуться к нему.
— Позови ее сюда. Скажи, что ты возвратишься за ней.
— Ты уверен?
Тони резким движением повернулся к отцу и устремил на него взгляд полный горечи.
— Разве не этого ты добиваешься?
— Это только тебе решать, Тони.
Тони потерял контроль над собой и сорвался на крик.
— Разве не этого ты добиваешься?
— Да, Тони, — прошептал Оливер. — Этого я добиваюсь.
— Хорошо, — отчаянно сдался Тони. — Так чего мы ждем? — Он подбежал к двери, распахнул ее рывком и крикнул в пустоту дома:
— Мамочка! Мамочка! — Затем, повернувшись к отцу, он бросил: — Сам говори с ней. — Быстрыми суетливыми движениями, трясущимися руками Тони начал собирать свои чемоданы и сумки. — Я хочу отнести это в машину!
— Подожди. — Оливер протянул руку, чтобы задержать его. — Ты должен попрощаться. Ты не можешь так уйти. Может, в последнюю минуту она передумает…
— Я не желаю, чтобы кто-то передумывал, — крикнул Тони. — Где мой телескоп?
Дверь отворилась, и Люси появилась на крыльце. Она выглядела очень бледной, но совершенно спокойной, она переводила взгляд с мужа на сына и обратно.
— Оливер… — начала она.
— Я увожу сейчас Тони, — Оливер пытался говорить небрежно, как будто о чем-то само собой разумеющемся. — Я позвоню тебе. Я приеду за тобой где-то на следующей неделе.