24

– Я никогда этого не оспаривал, – лукаво произнес Делани. – Ну, дружище?

Джек вздохнул, потом улыбнулся.

– О'кей, дружище.

– Позвони жене, пусть она немедленно начнет брать уроки итальянского, – сказал Делани. – Ее ждет новая блестящая жизнь. Жаль, у меня нет здесь бутылки. Мы бы отметили это дело.

– Если бы здесь была бутылка, – сказал Джек, – я бы, вероятно, ударил ею тебя по голове.

– Подожди, скоро соберется правление новой кинокомпании, – радостно произнес Делани. – Значит, дружище, ты считаешь, Брезач справится?

– Да.

– Это идея, это идея… – начал Делани.

– Черт возьми, если бы мне дали шанс в двадцать пять лет, я бы им всем показал. К тому же малыш будет не один. Мы всегда рядом… Какой у него, характер, Джек? С ним можно работать? Он тебе симпатичен?

– Мы сможем с ним работать, – сказал Джек.

– Он тебе не симпатичен, – заключил Делани. Джек вздохнул.

– Не знаю, – отозвался он. – Я ни к кому не испытывал столь противоречивые чувства.

Возможно, я люблю его, подумал Джек, возможно, я ищу замену моему сыну Стивену, который, как выяснилось, ненавидит меня, возможно, я боюсь, что Брезач убьет себя.

– У тебя есть сейчас время? – спросил Джек. – Это длинная история.

– Я свободен весь вечер, – с грустной усмешкой сказал Делани. – И весь год тоже. Рассказывай.

– Один человек приехал в Рим на две недели, чтобы протянуть руку помощи старому другу…

– Начало мне нравится, – сказал Делани, устраиваясь поудобнее на подушках. – Продолжай.

И Джек поведал ему о событиях этих двух недель, он старался ничего не упустить; Делани услышал о пьяном мужчине, о кровоточащем носе, о чувствах, которые испытал Джек, увидев на экране «Украденную полночь», о кошмарах с быком и встречей с погибшими друзьями, о предчувствии смерти, о знакомстве с Вероникой, о их близости, о появлении вооруженного ножом Брезача, об исчезновении девушки; Джек рассказал о том, как поиски итальянки сблизили его с Брезачем, об охвативших его восхищении и жалости к Роберту, об уважении, которое вызывали его целеустремленность и сила характера, о страхе, порожденном опасениями, что прямодушие и бескомпромиссность Брезача погубят его.

Делани слушал молча, он неподвижно лежал на кровати; резкая граница тени и света, падавшего от лампы, проходила по стене и потолку над его головой.

– Я запутался в своих чувствах к нему, – признался Джек. Не могу выразить их словами. Он занимает мои мысли. Мне приятно его общество. Я возлагаю на него надежды, как хотел бы возлагать надежды на собственного сына. Я испытываю по отношению к Брезачу чувство вины, потому что невольно оказался инструментом, с помощью которого ему причинили боль. Я тревожусь за него, потому что в нем есть некая незащищенность, наконец, мне кажется, что я несу за него ответственность, хотя это и вовсе необъяснимо.

Джек замолчал. Делани неподвижно лежал на спине, сплетя пальцы на груди. Затем он заговорил; голос Мориса звучал грустно и иронично.

– Господи, ну и две недели, – сказал он. – Неудивительно, что ты показался мне ожившим. Ты не представляешь, как я завидую тебе… Как ты думаешь, парень когда-нибудь не бросится на меня с ножом?

Он засмеялся.

– Нет, – сказал Джек. – Полагаю, он уже повзрослел.

– Скажи мне, Джек, – тихо произнес Делани, не отрывая головы от подушки, – если бы я был совсем здоров, если бы со мной не случилось это…

Он похлопал себя по груди.

– Какой совет ты дал бы парню?

Что ты имеешь в виду? спросил Джек, прекрасно понявший Делани.

– Ты бы порекомендовал ему отдать сценарий в мои руки? – сказал Делани. – Или же посоветовал бы Брезачу снимать по нему фильм самостоятельно? Конечно, это чисто теоретический вопрос.

Последнее предложение Делани произнес насмешливым тоном.

– Нет, – сказал Джек. – Это не теоретический вопрос. Он действительно спросил меня об этом сегодня вечером, перед тем как я отправился сюда.

– И что ты ему сказал, Джек? – все с той же легкой иронией в голосе спросил Делани. – Ты долго обдумывал свой ответ?

– Да, – сказал Джек. – Я думал о тебе…

– Несчастный, старый, дряхлый друг, лежащий в больнице, теребящий простыню своими слабыми, немощными пальцами…

– Нет, – сухо произнес Джек. – Я вспомнил вечер нашего знакомства, когда ты изливал свой праведный гнев в Филадельфии, в артистической уборной.

– И ты посоветовал малышу не отдавать мне сценарий? – упавшим голосом произнес Делани.

– Да, – сказал Джек.

Делани снова машинально похлопал себя по груди.

– Что ж, я спросил тебя, и ты мне ответил.

Он усмехнулся.

– Честность в дружбе превыше всего, верно, Джек?

– Как бы ты поступил на моем месте? Прежде чем ответить, Делани задумался.

– Так же, – сказал он, – так же… Он грустно улыбнулся.

– Если бы я снова стал молодым и оказался в Филадельфии. А сейчас, сегодня?

Он покачал головой.

– Не знаю. Я проделал большой путь. Кто знает, какую ложь я бы произнес? Я не обманывал тебя, Джек, когда сказал, что ты мне нужен.

Он приподнялся, и отсвет лампы упал на его лицо. Необычная добрая улыбка появилась на губах Делани – такая улыбка бывает на лицах стариков, наблюдающих за игрой детей.

– Спасибо за то, что пришел ко мне, Джек, – сказал он. – Теперь, пожалуйста, иди и пообедай. Тебе понадобятся силы.

Джек встал. Он не заметил, как пролетело время; было уже поздно. Джек хотел сказать Делани о чувстве близости, которое он испытывал к нему, о том, что сегодняшний их разговор помог перекинуть мост между прошлым и настоящим. Но он и прежде не все мог говорить Делани.

– Джек, – произнес Делани, когда Эндрус взялся за дверную ручку, – ты сказал, что возлагаешь на малыша надежды.

– Да.

– А как насчет старика, Джек? – тихо спросил Делани. – Насчет меня. На меня ты возлагаешь надежды?

– Да, – ответил Джек. – Очень большие. Делани кивнул. Лицо его было серьезным.

– Спокойной ночи, дружище, – сказал он. – Выпей за меня три мартини.

Когда Джек выходил из палаты, Делани сидел в кровати, улыбаясь. Он не был похож на больного.
[1] [2] [3]