24
[1] [2] [3]– Потом я подумал – я же старый человек с больным сердцем, зачем обманывать себя, восстановлю мир в семье. Я одержал победу за три минуты. Через час тут будет Клара. Сюда принесут раскладушку, и Клара останется здесь на ночь вместо сиделки. Она бы уже приехала ко мне, но она договорилась пообедать с Хильдой. В конце концов женщины обязательно заключат союз за твоей спиной, но ты обязан попытаться ему противостоять.
Он благодушно вздохнул.
– Я чувствую себя так хорошо, что мог бы выкурить сигару. Только я их не выношу.
Слушая ожившего Делани, Джек укрепился в своем намерении кое-что ему сказать. Возможно, Делани это не понравится, но здоровью Мориса не будет нанесен вред.
Маленькая полная медсестра в жестком накрахмаленном халате вошла в палату, чтобы забрать поднос.
– Синьор, – обратилась она к Делани, – вам звонила дама, синьора Ли. Она спросила, можно ли навестить вас. Я обещала позвонить ей в гостиницу.
– Скажите ей, что нельзя. Что я агонизирую, не выходя из комы, и никого не узнаю.
– Синьор, – осуждающе произнесла медсестра. – Это не тема для шуток. Я скажу, что в настоящее время визит нежелателен.
Она унесла поднос.
– Карлотта, – пробормотал Делани. – Только ее здесь не хватает. Ты ее видел?
– Да.
– Как она выглядит?
– Располнела. Делани засмеялся.
Толстая богатая вдова. Катцер оставил ей состояние. Он покачал головой.
– Боже, что с нами делает время.
– Карлотта объяснила мне, почему она хочет увидеть тебя, – сказал Джек.
– Почему?
– Ты давал ей в постели больше радости, чем любой другой мужчина, которого она знала, – сказал Джек. – Она решила, что ты обязательно должен услышать об этом перед смертью. Делани раскатисто засмеялся.
– Каждый находит свой повод для того, чтобы совершить паломничество в Рим. Какая дрянь. Сказать такое своему мужу, пусть даже бывшему.
– Нет, она не дрянь, – возразил Джек. – Просто она помешана на сексе. Или была помешана. Сейчас, думаю, она помешана лишь на воспоминаниях о нем.
– Ты знаешь, как это случилось? – спросил Делани.
– Нет.
– Хочешь узнать?
– Если ты хочешь рассказать.
– А почему бы и нет, – сказал Делани. – С тех пор столько воды утекло. Это единственная вещь, которую я скрывал от тебя, и долгие годы чувствовал себя из-за этого подлецом. Дело было во время войны. Ты находился в Европе; я пригласил Карлотту на ленч, чтобы отчитать ее, – все только и говорили о ее похождениях. Я попытался пристыдить ее, говорил о том, какой ты замечательный человек, предупреждал Карлотту, что она пожалеет о своем поведении, что она губит свою жизнь. Она посмотрела на меня через стол и сказала: «Я уже не изменюсь. А раз так, почему бы тебе не разделить с остальными удовольствие?»
Делани вздохнул, разгладил ладонью складки пододеяльника.
– Мое несчастье долгое время заключалось в том, что я не мог никому отказать. Я убедил себя, что не причиняю тебе вреда, что, вернувшись, ты рано или поздно расстанешься с ней независимо от того, как я поступлю. Мы поднялись из-за стола, поехали в мотель, расположенный в Долине и провели там день. Это продолжалось несколько недель. В вопросах, не связанных с работой, я придерживаюсь минимума принципов и знаю, что многие меня не любят, но связь с женой друга, ежедневно подвергающегося смертельной опасности на фронте, не добавляла мне самоуважения. Даже если я был одним из многих. Я поставил точку, чтобы не чувствовать себя подлецом.
Последнее предложение он произнес насмешливым тоном.
– Ну вот, теперь точно камень с души свалился. Давно хотел рассказать тебе. Ты на меня сердишься?
– Нет, – ответил Джек. – И раньше не сердился. Это не важно. Никогда не было важно.
– Только не для меня, – еле слышно сказал Делани.
В палате стало тихо, и Джек подумал, не засыпает ли Делани. Лампа была повернута так, что лицо Делани находилось в тени, и Джек не мог хорошо его разглядеть.
– Морис… – промолвил Джек.
– Да?
– Ты засыпаешь?
– Нет.
– Нам надо кое о чем поговорить.
– Я слушаю, – сказал Делани.
– Это касается сценария Брезача. По-моему, ты не должен им заниматься.
Делани от удивления приподнялся.
– Ты же говорил, что он тебе нравится.
Да, очень нравится, – сказал Джек. – Но сейчас это было бы для тебя чрезмерной нагрузкой.
Через шесть недель меня отсюда выпустят. Доктора говорят…
– Ты убьешь себя, если начнешь работать через шесть недель.
– Убьешь, убьешь… – раздраженно произнес Делани. – Я устал от подобных пророчеств. Если я хочу выпить, трахнуть девчонку, дойти до туалета, прочесть сценарий…
Послушай, Морис, – мягко сказал Джек. – Ты сам знаешь, что это не одно и то же.
– Знаю, знаю. Делани вздохнул.
Как долго, по-твоему, я должен бездельничать?
– Год.
Год! Что произойдет со сценарием? С тобой? С Холтом? – капризным тоном больного спросил Делани. – Через год все изменится. Ждать год для меня – это самоубийство. Чем я буду заниматься все это время? Вязаньем? Я с молодости не устраивал себе отпуска более чем на две недели. Я сойду с ума.
Я не утверждал, что тебе нельзя ничего делать, – сказал Джек. – Но руководить съемками фильма для тебя гибельно…
– Тогда кто это сделает? Хильда? Ангел Габриэль? Джек набрал в легкие воздух.
– Брезач.
Делани приподнялся еще выше. Его лицо оказалось освещенным.
– Ты шутишь?
– Нет.
Ему всего лишь двадцать четыре года.
– Двадцать пять, – уточнил Джек. – Если он оказался достаточно зрелым, чтобы написать такой сценарий, он сумеет и снять по нему фильм.
– А какая роль уготована мне? – спросил Делани. – И тебе? Холт собирается основать компанию для съемок трех фильмов, не так ли?
– Да.
Эта картина может быть первой, – произнес Джек, стараясь придать голосу мягкость. – Ты можешь помогать Брезачу. Ему понадобится помощь. Твое присутствие будет для него бесценным. И в то же время ты не станешь убивать себя ежедневной работой на съемочной площадке. Пока ты поправляешься, ты сможешь подыскать два других сценария и начать работу с ними. А через год приступишь к съемкам…
– А чем будешь заниматься ты? – спросил Делани.
– Вернусь в Париж, – ответил Джек, – к жене и детям. К моей работе. Я тебе не нужен.
– Нет, нужен, – запротестовал Делани. – Ты даже не представляешь, насколько ты мне необходим. Что бы я делал, по-твоему, без тебя в последние дни?
– Ты найдешь кого-нибудь другого.
– Назови, – попросил Делани.
– Ну… сейчас не могу, но…
– Сейчас не можешь, – сказал Делани. – И завтра, и через месяц, и через год тоже не сможешь. Я тебе уже говорил и снова повторю – ты единственный человек, с которым я мог работать сколь угодно долго, не приходя в ярость. Это звучит эгоистично?
– Да.
– Я не собирался лукавить с тобой, – сказал Делани. – Но я думаю и о тебе. Я хочу вытащить тебя из твоей мрачной, унылой конторы, где ты мараешь казенную бумагу…
– Может быть, я счастлив в этой мрачной, унылой конторе, – сказал Джек, стараясь не повышать голоса. – Или не считаю ее мрачной и унылой… Возможно, моя работа кажется мне важной, и я делаю ее хорошо.
– В тот день, когда ты прилетел в Рим, ты не производил впечатления счастливого человека, – заметил Делани. – Я не прав?
– Какое это имеет значение?
– Я не прав?
– Прав, – согласился Джек. – У меня был временный кризис.
– А я что говорю? – торжествующе произнес Делани. – Все признаки были налицо. Тебя съедала бюрократическая меланхолия, ты чувствовал себя ненужным, полумертвым. Даже за тот короткий период времени, проведенный здесь, ты вернулся к жизни, помолодел на десять лет. Послушай, Джек, ты уже не мальчик, – возможно, тебе осталось совершить в жизни всего один решительный шаг. Не упусти момент, не упусти…
– Я подумаю, – устало сказал Джек. – Я напишу тебе из Парижа.
– Если ты не согласишься, скажи Холту и Брезачу, что все отменяется…