18

– Я понял, – сказал Брезач. – Я проделал большую подготовительную работу.

– Обо мне вам тоже многое известно? – сказал Делани.

– Конечно.

– У меня есть для вас свежая информация, – произнес Делани. – Вчера вечером моя жена уехала от меня.

Он вытащил из кармана большой красный платок и стер пот со лба.

– Это серьезно? – спросил Джек.

Прежде такое уже случалось. Клара периодически уходила от Делани, протестуя против его связей с женщинами.

– Не думаю. Она перебралась в Гранд-отель. Делани усмехнулся.

– Ты не представляешь себе, какой рай может быть в римской квартире, когда жена находится в гостинице.

Он засунул платок в карман грязных джинсов.

– Ну что, – оживленно произнес Делани, обращаясь к Брезачу, – хотите стать режиссером?

– Да, – подтвердил Брезач.

– Почему? – спросил Делани.

– Я могу произнести монолог на эту тему, лишь когда выпью, – сдержанно ответил Брезач. – На этой неделе я это уже делал. Для Эндруса. Спросите его.

Делани пристально, словно боксер, оценивающий противника в начале первого раунда, поглядел на Роберта.

– Вы видели мою картину? – спросил Делани.

– Я видел многие ваши картины, сказал Брезач. Я имею в виду ту, над которой я работаю сейчас.

– Да, – произнес Брезач.

– Ваше впечатление? – спросил Делани Брезача.

Брезач заколебался, он посмотрел на всадников, на темноволосую девушку, похлопывающую гнедую лошадь по изогнутой шее, на грума, стоящего возле чалого жеребца, на семилетнего мальчика в бархатной кепке, медленно едущего по краю круга на низкорослой гнедой кобыле.

– Вы считаете, это подходящее место для разговора о кино?

– Вполне, – сказал Делани. – Здесь никто не знает английского языка, в воздухе стоит приятный запах свежего конского навоза.

– Вы хотите, – произнес Брезач, – чтобы я польстил вам или сказал правду?

Делани усмехнулся.

– Сначала польстите, а потом скажите правду. Это всегда верная тактика.

– Что ж, – начал Брезач, – никто не работает с камерой лучше вас.

– Для начала неплохо, – кивнул Делани.

– Каждый кадр у вас, – продолжил Брезач, – насыщен информацией.

– Что вы имеете в виду?

Делани смотрел на Брезача пристально, скептически, с любопытством.

– Я хочу сказать, что вас интересует не только развитие действия и главные персонажи, – уверенным профессорским гоном пояснил Брезач. У вас постоянно что-то происходит на разных планах. Вы стараетесь побольше рассказать зрителю о других людях, далеких от основной сюжетной линии, прокомментировать сцену, сообщить, какая сейчас погода, какое время суток; вы создаете настроение.

– А, заметили? – с радостным удивлением в голосе произнес Делани.

– Да, – сказал Брезач. – Заметил. Это удается немногим режиссерам. Вы изящно и изобретательно переходите от одного эпизода к другому, поэтому в ваших картинах есть ощущение связности и непрерывности. Конечно, в этом фильме, как и во всех остальных, снятых вами за последние десять лет, это ощущение ложное…

Он замолчал, наблюдая за реакцией Делани. Режиссер, глядя не темноволосую девушку, лишь кивнул и сказал:

– Продолжайте.

Когда-то вначале оно было подлинным. В переходах от одной сцены к следующей не было никакого произвола. Теперь вы искусно плетете красивые, пустые узоры. Это то, что лежит на поверхности. А в глубине – хаос, случайность… Вы хотите все это слушать?

– Я восхищен вашим анализом, – глухо вымолвил Делани. – Продолжайте.

– Я скажу, как я относился к вашим ранним картинам, – произнес Брезач. – Мне казалось, что они созданы человеком, остро ощущающим быстротечность жизни; вам было что сказать зрителю, и вы спешили уместить это в кадре, отчего сцены получались емкими, насыщенными. Даже второстепенные линии…

– А сейчас? – вкрадчиво произнес Делани.

Джек удивился, увидев на лице Делани кроткую улыбку.

– Когда я смотрю ваши последние картины, меня преследует чувство, что они сняты тщеславным, самовлюбленным человеком, – сказал Брезач, – который готов пожертвовать целостностью образа ради эффектной, впечатляющей сцены.

Роберт говорил уже рассерженным тоном, словно теперь, составив перечень грехов Делани, парень полнее осознал их непростительность и пришел от нее в ужас. Если бы Джек не прочитал сценарий Брезача, он счел бы монолог Роберта дерзостью. Но сейчас критические замечания Брезача казались Джеку справедливыми; парень заслужил право говорить так. Роберт произносил вслух то, что Джек давно чувствовал сам, но если в молодости, когда в отношениях Джека и Делани было больше искренности, Эндрус мог высказать подобное суждение Морису, то сейчас он боялся обидеть Делани.

– Например, – продолжил Брезач, – в этой картине вы ввели короткую военную ретроспекцию, потому что хотели показать душещипательную сцену среди развалин с героем и мальчиком-индейцем. Несомненно, вы добились желаемого эффекта, слезы у зрителя брызнут, но одной этой недолгой перебивкой вы разрушили слитность действия на пятнадцать минут. Напряжение исчезло… Остались только узоры…

Делани снова кивнул, еле заметно улыбнулся, поглядел на других всадников. Потом, повернувшись, ущипнул Брезача за щеку.

– Вы очень наблюдательны, а? – сказал режиссер. Подойдя к тренеру, он громко заявил:

– Я готов, Commendatore[48]

Джек и Брезач несколько секунд молча смотрели на Делани. Лицо Роберта пылало.

– Он же сам попросил, правда? – резко сказал Брезач. – Чего еще он от меня ждал?

– Он тебя попросил, – произнес Джек, и ты ему сказал. Честь тебе и хвала.

Брезач поднес руку к щеке.

– Мне следовало врезать ему по носу.

– Он бы убил тебя, – радостно произнес Джек. – Тут нам больше делать нечего, – сказал Брезач. – Ковбоем мы уже налюбовались. Пошли отсюда.

– Не говори глупостей, – сказал Джек. – Ты еще хочешь получить работу?

– Вон у той кобылы больше шансов получить ее, чем у меня, – поникшим голосом произнес Брезач.

– Чушь, – заявил Джек, глядя на Делани; Морис, забравшись на коня, потянул поводья, разворачивая его мордой к препятствию.

– Сейчас он принимает решение. Я его знаю. Он переваривает твои оскорбления и прикидывает, чем ты можешь оказаться ему полезен. На самом деле ты говорил с ним именно так, как следовало.

– Это только начало, – сказал Брезач. – У меня есть дюжина других…

– Всему свое время, – заметил Джек. – Не искушай судьбу. Делани уже находился в двадцати ярдах от препятствия.

Чалый жеребец, как обычно, нервничал, он мотал головой, закатывал глаза и вырывал поводья из рук. Делани прикрикнул на-него, дал шенкеля; конь рванул вперед, и всадник едва удержался в седле. Приблизившись к препятствию, жеребец в последний момент внезапно остановился перед ним. Делани перелетел через голову лошади и упал на землю по другую сторону препятствия. Джек, тренер и грум побежали к неподвижно лежавшему режиссеру. Не успели они поравняться с Делани, как он неловко встал на ноги и начал очищать лицо от грязи.

– Все в порядке, – произнес он. – Где этот проклятый конь?

– Я думаю, на сегодня достаточно, синьор Делани, – обеспокоенно сказал тренер. – Вы сильно ударились.

– Ерунда, – сказал Делани.

Он подошел к жеребцу, которого успокаивал грум. Парень вопросительно посмотрел на тренера. Тот пожал плечами, и грум подсадил Делани в седло. Делани повернул поводьями голову коня и направился на исходную позицию.

– Синьор забывает, – обеспокоенно сказал тренер Джеку, – что он уже не юноша.

Они замерли у барьера. Делани прикрикнул на коня; жеребец неуверенным галопом поскакал к препятствию и преодолел его.

Между седлом и всадником образовался заметный просвет, но на этот раз Делани не упал. Он подъехал к тренеру и красиво спрыгнул на мягкую почву.

– Очень хорошо, синьор, – сказал тренер, с облегчением взяв коня под уздцы.

– Я прыгнул отвратительно, – произнес Делани.

Он вытащил из кармана платок, стер со лба пот и грязь.

– Но все-таки я преодолел это препятствие. В следующее воскресенье прыгну идеально.

– Что ты доказываешь, Морис? – спросил Джек, когда они зашагали к Брезачу.

– Я?

В голосе Делани прозвучало удивление.

– Ничего. Я пришел сюда, чтобы потренироваться и подышать свежим воздухом.

Он немного прихрамывал; подойдя к ограждению, Делани оперся о него рукой.

– Ну, – сказал он, – я обдумал ваши любопытные мысли. Напряжение, говорите, исчезло?

– Да, – сказал Брезач.

А вы могли бы помочь мне восстановить его? Выбросить узоры? – рассерженно спросил Делани; казалось, он был готов ударить Брезача.
[1] [2] [3] [4]