14 (2)
[1] [2] [3] [4]Да, – подтвердил Джек, сидя на краю стола лицом к Карлотте и не приближаясь к ней.
– Так мне и говорили, – сказала она. – А еще – что ты женат. Это правда?
– Да, – ответил он.
– Нынче вас ловят совсем молодыми, – заметила она. Карлотта повернулась на диване, вытянув ноги; ступни ее касались друг друга. Она оперлась спиной о валик, держа бокал обеими руками.
– Где она– твоя жена?
– В Нью-Йорке.
– Почему она отпустила тебя одного?
– Она не смогла поехать со мной из-за своей работы.
– Чем она занимается?
– У нее роль в пьесе. Она – актриса.
– О, Господи! – сказала Карлотта. – Но спектакль идет не бесконечно. Ты предлагал ей отправиться сюда с тобой?
– Да, – сказал Джек.
– Она отказалась?
– Да.
– Как ее фамилия – ну, театральный псевдоним?
– Ты его никогда не слышала, – сказал Джек. – У моей жены крошечная роль.
– И тем не менее она не захотела ехать?…
– Да. Она очень серьезно относится к своему делу.
– Она хорошая актриса?
– Нет, – сказал Джек, – очень плохая.
– Ей это известно? Джек покачал головой.
– Нет, – произнес он, – она считает себя американской Сарой Бернар.
Карлотта зло усмехнулась.
– Ты говорил ей об этом?
– О чем?
– Ну, что она – плохая актриса?
– Да, – ответил Джек.
– И как она отреагировала на твои слова? На лице Джека появилась горькая улыбка.
– Она сказала, что я завидую ее таланту, что мне не понять ее преданность искусству, что я гожусь только для Голливуда.
– Дай ей Бог счастья в нью-йоркском театре, – сказала Карлотта.
Допив виски, она опустила бокал на пол; собака подошла к нему и обнюхала.
– Как долго, по-твоему, – сказала Карлотта, потянувшись и закинув руки за голову, – продлится ваш брак?
– Два дня, – ответил Джек.
– Когда ты это решил?
– Этим вечером.
– Почему?
– Ты сама знаешь.
Она поднялась, подошла к Джеку и встала перед ним, легонько коснулась рукой его плеча; ее большие живые зеленые глаза горели на фоне маски из грима.
– Знаешь, я приехала сюда не только ради того, чтобы выпить, – сказала она.
– Знаю. Сейчас я отвезу тебя домой.
Она отступила на шаг назад; нахмурившись, посмотрела на Джека, пытаясь понять его.
– Что ты за человек? – произнесла она.
– Послушай меня, – сказал он. – Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра слетаю в Нью-Йорк и сообщу моей жене о том, что я влюбился и хочу немедленно развестись с ней, чтобы жениться на тебе.
Карлотта, обхватив голову Джека своими ладонями, заглянула ему в глаза, словно пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.
Я – бедная, простодушная, испорченная маленькая девочка, которая очень рано оказалась в Голливуде, Джек, – лукаво улыбаясь, сказала она. – Я просто теряюсь перед таким благородством и чистотой…
Он нежно поцеловал ее, как бы скрепляя печатью свои слова.
– А я? Чем мне заняться в твое отсутствие?
– Прогони прочь от своего дома всех владельцев «кадиллаков», – ответил Джек. – Раз и навсегда.
Карлотта сделала шаг назад, неуверенно коснулась пальцами своих губ.
– Что ж, – сказала она. – это будет по-честному.
Когда они садились с Бастером в машину, человек в подтяжках все еще поливал лужайку. Он посмотрел на них через улицу; Джеку показалось, что мужчина удивлен тем, как скоро они вернулись.
– Скажи мне, сколько раз ты был женат?
– Три раза.
– О, Господи.
– Вот именно. О, Господи.
– Это нормально для Америки?
– Не совсем.
– Ты безжалостен, – сказала Джулия.
Она стояла на середине комнаты с искаженным ненавистью лицом. Они жили на Двенадцатой Западной улице в старом доме с высокими потолками и облезлыми стенами. После его отъезда Джулия повесила новые кричащие оранжевые шторы и купила уродливую мебель с трубчатыми ножками. В детской надрывался малыш, но на него никто не обращал внимания.
– Ты твердишь о том, что хочешь прожить жизнь честно, громко сказала она. – Не обманывай себя. Честность тут ни при чем. Просто ты тщеславен и бессердечен. Чтобы добиться своего, ты готов перешагнуть через кого угодно. Через жену. Через ребенка. Любой другой на твоем месте тихонько развлекся бы в Голливуде с этой старой шлюхой, а потом вернулся бы домой к жене. Тебе же понадобилось предупредить меня заранее. Господи, что ты за человек? Новоявленный сэр Галахад.
Ее голос звучал резко и саркастично, но даже у себя дома, отстаивая то, что она считала своими законными супружескими правами, она говорила, как бездарная актриса в плохой пьесе, старающаяся казаться резкой и саркастичной. В этот момент он не мог представить себе, что когда-то был уверен в своей любви к Джулии, находил ее красивой, что когда-то они лежали в одной постели, охваченные нежностью и желанием.
– Не стоит говорить об этом, – сказал он, стараясь придать своему голосу мягкое, успокаивающее звучание. – Я не могу поступить иначе. Я буду содержать тебя и ребенка…
Не нужны нам твои деньги, – сказала она и заплакала. Ее фальшивые всхлипывания, с легкостью брызнувшие слезы вызывали у Джека не жалость, а раздражение.
– Я не дам тебе развода, – произнесла она сквозь всхлипывания. – Я останусь здесь, буду заниматься ребенком и ждать, когда ты образумишься и приедешь назад. Мне гоже надо побыть одной. Без тебя никто не будет лишать меня веры в себя, смеяться надо мной, говорить мне о моей бездарности, о том, что я ничего не добьюсь на сцене. Когда ты вернешься, я буду одной из самых известных театральных актрис, мне будут предлагать лучшие женские роли на Бродвее… Когда ты вернешься, и смогу содержать тебя.
[1] [2] [3] [4]