ГЛАВА СЕДЬМАЯ (1)
[1] [2] [3] [4]Он завернул крышку бензобака, повесил на крючок пистолет. Этель протянула ему доллар, но талонов на бензин у нее не оказалось.
– А где же талоны?
– Ты удивлен, конечно, удивлен, – сказала она, улыбаясь. – Все вышли!
– Нет, они должны быть у тебя.
Этель обиженно надула губки:
– И это после того, что мы сделали друг для друга? Неужели ты думаешь, что Клеопатра требовала за свои услуги от Антония талоны на бензин?
– Но она не покупала у него бензин, – возразил Том.
– Какая разница? – не унималась обиженная Этель. – Мой старик приобретает талоны у твоего дяди. Из одного кармана – в другой. К тому же не забывай, идет война!
– Война закончилась.
– Да, но только что.
– Ладно, прощаю, – сказал Том. – Только потому, что ты красивая девушка.
– Ты считаешь, что я красивее Эдны? – спросила она.
– На все сто процентов!
– Я передам ей твои слова.
– Для чего? Для чего обижать людей, какой смысл? – возразил он. Ему совсем не нравилась идея сократить свой гарем наполовину из-за такого абсолютно ненужного обмена информацией.
Этель заглянула в пустой гараж.
– Как ты думаешь, люди могут заниматься любовью вон там, в этом гараже?
– Возьми на заметку сегодня на вечер, – посоветовал ей Том.
Она хихикнула.
– Очень приятно испробовать все на свете. Хоть раз, – заявила она. – У тебя есть ключ?
– Найду. – Теперь он знал, чем он будет заниматься холодной зимой и где именно.
– Ты не хочешь бросить эту развалюху и поехать со мной на озеро? Я знаю там одно местечко, где можно купаться голыми, как дикари. – И она соблазнительно заерзала на скрипучем кожаном сиденье. Две девушки из одной семьи, и обе такие сладострастные. Просто забавно! Интересно, что думают о них отец с матерью, когда вместе с дочерьми идут в церковь в воскресенье утром?
– Не забывай, я – работяга, – ответил Том. – Поэтому я просто необходим промышленности. Вот почему я не в армии.
– Очень хотелось бы, чтобы ты был капитаном, – сказала Этель. – Ужасно люблю раздевать капитанов в постели. Одну латунную пуговичку за другой. Одно удовольствие! Я бы расстегнула с большим удовольствием и твою ширинку, чтобы выпростать твой кинжал.
– Убирайся отсюда, – сказал Том, – пока сюда не пришел мой дядя и не спросил меня, взял ли я у тебя талоны на бензин.
– Где мы встретимся вечером? – спросила она, заводя мотор.
– Перед библиотекой. В восемь тридцать. Идет?
– Восемь тридцать, мальчик-любовник, – сказала она. – Я буду лежать на жарком солнце весь день, думая о тебе и страстно вздыхая. – Помахав ему на прощание, нажала на педаль газа, и машина рванула с места.
Том сидел в тени на сломанном стуле. Интересно, размышлял он, разговаривает ли его сестра Гретхен в таком игривом тоне с Теодором Бойланом? Сунув руку в пакет, извлек оттуда второй сэндвич, развернул его. Он был завернут в сложенный вдвое лист бумаги. Том развернул обертку. На ней увидел написанную карандашом аккуратным почерком старательной школьницы фразу: «Я люблю тебя». Том разглядывал признание. Он сразу узнал, чей это почерк. Клотильда всегда предварительно составляла список всего, что ей нужно заказать по телефону, и хранила этот список на полке в одном и том же месте на кухне.
Том тихо присвистнул и громко прочитал фразу: «Я люблю тебя».
Ему совсем недавно перевалило за шестнадцать, но голос у него по-прежнему оставался высоким, как у мальчишки. Ничего себе: двадцатипятилетняя женщина, с которой он, по сути дела, и парой слов не обмолвился! Осторожно сложив оберточную бумагу, он сунул ее в карман. Долго смотрел на поток машин, едущих быстро по дороге к Кливленду. Потом неторопливо стал есть сэндвич с беконом, с веточкой зеленого салата, помидорными кругляшками, обильно политыми острым майонезом.
Он знал, что сегодня вечером он на озеро не поедет ни за какие копченые жареные сосиски.