ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЛАВА ПЕРВАЯ (1)

Они несколько минут сидели молча, рядышком, на одной банкетке. Синклер барабанил пальцами по крышке стола, внимательно оглядывая зал.

– Ты часто приходишь сюда? – спросил он.

– Время от времени.

– Здесь бывают члены нашего клуба. Ты видел кого-нибудь?

– Нет, не приходилось.

Подошел официант, поставил перед ними выпивку. Синклер жадно глотнул из своего стакана.

– Хочу сообщить для твоего сведения, – сказал он. – Я ворую деньги не потому, что в них нуждаюсь.

– Знаю.

– Я болен. Я – больной человек, – признался Синклер. – Это – болезнь. Мне надо к психиатру.

– Очень правильное решение, – поддержал его Том.

– И ты со спокойной совестью требуешь от меня деньги, зная, что перед тобой больной человек?

– Да, сэр, – ответил Томас. – Да, смею вас заверить.

– Выходит, что ты крутой сученыш, так?

– Думаю, вы правы, сэр.

Синклер, распахнув пальто, полез во внутренний карман, извлек оттуда длинный, толстый пакет, положил его на банкетку между ним и Томасом.

– Вот деньги. Не трудись пересчитывать, не нужно.

– Уверен, что вся сумма здесь целиком, – спокойно ответил Томас. Он сунул конверт в боковой карман.

– Так я жду, – сказал Синклер.

Томас вытащил расписку, положил ее на столик. Синклер, бросив на нее короткий взгляд, разорвал ее, отправив маленькие клочки в пепельницу. Потом встал.

– Спасибо за выпивку. – Он пошел мимо стойки бара к двери – красивый молодой человек, образец тонкого воспитания, элегантной светскости, хорошего образования. Ясно, что удача зациклилась на нем.

Томас, глядя ему вслед, допил пиво. Заплатив за выпивку, вышел в холл и заказал номер на одну ночь. Там, наверху, заперев дверь на ключ и опустив ставни, он пересчитал деньги. Вся сумма в стодолларовых банкнотах, все новенькие. А если они меченые? – мелькнула у него в голове тревожная мысль. Трудно сказать.

Он проспал всю ночь один, как король, в двуспальной широкой кровати, а утром позвонил в клуб и сказал Доминику, что ему нужно срочно уехать в Нью-Йорк по семейным делам. Вернется не раньше понедельника, и то вечером. За все время работы в клубе он не брал ни одного выходного, так что Доминик не стал возражать. Но отпустил его только до понедельника.
[1] [2] [3] [4]