Глава восьмая. Вашингтонская миссия (3)

Члены ЦИК тепло встретили Литвинова. Он говорил долго. Целый час. Это была одна из его самых важных речей за тридцать лет дипломатической деятельности. Он охарактеризовал положение, сложившееся в мире, объяснил, почему Соединенные Штаты Америки вынуждены были признать Советский Союз. «В течение пятнадцати лет, – сказал Литвинов, – эта республика, единственная из крупных держав, упорно отказывалась не только признать формальные отношения с Советским Союзом, но и признать его существование. Она, таким образом, формально не хотела признать факт Октябрьской революции и вызванных ею на протяжении [существования] нашего Союза изменений, и для нее продолжало еще существовать где-то вне пространства Временное правительство Керенского, с агентами которого она продолжала сноситься официально до самого последнего времени. Упорствовала она не потому, что у нее были большие государственные споры с нами, чем у других стран, или что она больше других пострадала от революционного законодательства. Нет, она, по существу, продолжала борьбу, провозглашенную всем капиталистическим миром после Октябрьской революции против новой, советской системы государства, поставившей себе целью создание социалистического общества. То была борьба против мирного сосуществования двух систем. Наблюдая, как ее соратники по этой борьбе – другие капиталистические государства – один за другим покидали фронт, Америка как будто говорила им: я вас понимаю, вы слабы, вы расшатаны, вы несете большие жертвы и должны поэтому борьбу покинуть, но я достаточно сильна, чтобы одна продолжать борьбу за вас всех. Пятнадцать лет она стойко держалась на своей позиции, но в конце концов теперь борьбу прекратила. Вот почему, товарищи, в моем обмене с президентом Рузвельтом письмами от 16 ноября должно видеть не просто еще одно признание нас великой державой, но падение последней позиции, последнего форта в том наступлении на нас капиталистического мира, который принял после Октября форму непризнания и бойкота».

Литвинов не был митинговым оратором. Живи Литвинов две тысячи лет назад в Риме, он вряд ли собрал бы и горстку слушателей на площади перед Форумом. Он поражал не тембром и модуляциями голоса, а логикой, силой внутренней убежденности, которая передавалась слушателям и рождала прочную связь с аудиторией. Как всегда, ему внимали с доверием и уважением.

А Литвинов еще долго стоял на трибуне. Он говорил о процессах, происходящих в буржуазном обществе, сказал, что капиталистический мир снова готовит войну, ее зачинщиками выступают гитлеровская Германия и императорская Япония. Нарушение мира будет в первую очередь направлено против Советского государства, и к этому надо готовить армию и весь народ.

Когда Литвинов, забрав свои листочки с записями, уходил с трибуны, сессия ЦИК устроила ему овацию.

В начале января Литвинова вызвал Сталин. Интересовался подробностями миссии в Вашингтоне. Максим Максимович подробно рассказал о переговорах с президентом Рузвельтом, другими американскими политическими деятелями, в частности, о возможностях налаживания торговых отношений с Соединенными Штатами Америки. Эта тема особенно интересовала Сталина.

После беседы Сталин неожиданно для Литвинова, явно желая подчеркнуть свое расположение, сказал Максиму Максимовичу, что просит его отныне пользоваться государственной дачей близ подмосковного поселка Фирсановка. Эта дача Сталина отныне будет дачей Литвинова.

Так начался для Максима Максимовича 1934год – семнадцатый год Советской власти. 39 Имеется в виду государственный департамент США.
[1] [2] [3]