Дневник (Ее жизнь, миссия и героическая смерть) (15)

[1] [2] [3] [4]

Допрашивал ее тот же Зейферт. Знание языка она скрывала от него и всегда пользовалась услугами переводчика, - этим она выигрывала время на обдумывания ответов. Анико рассказала мне, что после продолжительных допросов немцы нередко угощали ее сигаретой или черным кофе и просили рассказать им о Палестине. После одного из затянувшихся допросов ей сказали:

"Хватит на сегодня. Теперь расскажи нам еще что-нибудь о Палестине".

КОНЕЦ.

1.

В августе атмосфера как будто несколько разрядилась, дисциплина стала менее строгой. У Анико допросы становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Участившиеся воздушные налеты, победы союзнических войск и быстрое наступление русских вселили в нас, заключенных, надежду на скорое окончание войны.

В глубине души каждая заключенная надеялась, что ее переведут в венгерский концентрационный лагерь в Киштарче, где, как рассказывали, режим был не такой строгий, как в гестаповской тюрьме. По слухам, оттуда приостановили и депортацию, тогда как немцы по-прежнему продолжали депортировать. Казалось, я единственная не хотела покидать тюрьму и молила Бога, {363} чтобы нас не разлучили.

К концу августа скученность в нашей камере настолько уменьшилась, что, помнится, мне иногда случалось спать на койке одной. В одну исключительно тихую и чудесную лунную ночь я не могла заснуть и у меня была безотчетная, но твердая уверенность, что Анико тоже бодрствует. Осторожными шагами, чтобы никого не разбудить, я подошла к окну. При ясном свете луны я увидела в полуоткрытом окне силуэт Анико. Она была в голубом халате: лунный свет оттенял ее голову, как бы образуя вокруг бледное сияние, и мне почудилось, что на ее лице явственно виден отраженный свет души. Казалось, что это нереальное, фантастическое видение. Сокрушенная, я вернулась на свою койку. Закрыв лицо и уткнувшись в подушку, я старалась подавить рыдания. Я оплакивала свое дитя, ее молодость и, возможно, трагическую участь.

В начале сентября Анико перевели в соседнюю с нашей камеру. Теперь мы могли совершать ежедневную прогулку в одной группе, а иногда даже рядом, что позволяло нам изредка шепотом поговорить.

Водопроводный кран находился напротив нашей двери и сюда три раза в день приходили из всех камер за дневной нормой воды. Поскольку это представляло возможность лишний раз выйти на несколько минут из опротивевшей камеры в коридор, - все следили за тем, чтобы не упустить свою очередь. В своей камере Анико была единственным водоносом: все {364} самоотверженно уступили ей свои права, чтобы я могла чаще видеть ее через глазок в двери. Случалось, что сердобольная надзирательница под каким-нибудь предлогом вызывала меня в коридор в тот момент, когда Анико выходила за водой. Тогда мы торопливо обменивались рукопожатиями или объятиями.

В тюрьме царило оптимистическое настроение. Еда стала главной темой разговоров в камерах. Оживленно обсуждались способы приготовления различных блюд и деликатесов. Одна из заключенных, жена директора банка пригласила нас всех, после предстоящего в ближайшем будущем освобождения, к себе домой. Она заранее объявила, какие блюда будут подаваться на этом приеме. Слушая как-то подобный разговор, одна женщина из Кракова, много лет скитавшаяся по тюрьмам, вмешалась, безжалостно опрокидывая наши воздушные замки: "Все это вздор! Большинство из нас кончит в Освенциме!".

Освенцим? Что это такое? Я тогда впервые услышала о существовании нацистских лагерей смерти. Но вскоре после этого в нашу камеру прибыла девушка из Польши, которая не только подтвердила известия об Освенциме, но и добавила, что это не единственный, хотя и самый крупный лагерь смерти.

Тем не менее мы ясно ощущали происходящие изменения к лучшему. Отношение к нам надзирательниц стало заметно мягче. Кое-кого из заключенных освободили. В их числе была одна женщина из нашей камеры, за которую, {365} однако, уплатили большой выкуп. Мы узнали также, что венгерское правительство не соглашалось более на вывоз своих граждан за пределы страны и что наша тюрьма окружена венгерскими полицейскими, чтобы не допустить депортаций.

В ночь с 10 на 11 сентября во всей тюрьме был внезапно зажжен свет. Ночная тишина была нарушена громким плачем и душераздирающими воплями. Мы замерли от ужаса. Вскоре выяснилось, что вывозят польских беженок, впервые за все время моего пребывания в тюрьме. Двери нашей камеры отворилась, и солдат со списком в руках выкрикнул имя несчастной женщины из Кракова. В коридоре видны были стоявшие группами жертвы готовящейся депортации. Они плакали и стонали.

В это время неожиданно начался сильный воздушный налет. Свет сразу погас, и у нас мелькнула надежда, что вывоз отменят. Но напрасно: он был всего лишь отложен на полчаса.

Потом мне рассказали, что когда все это началось и из камеры Анико увели несколько женщин, она к удивлению оставшихся, хорошо знавших ее стойкость, бросилась на койку и залилась слезами. Но она так же быстро обрела самообладание и, по обыкновению, стала всех утешать.

На следующее утро, 11 сентября, молодая арестантка, работавшая в коридоре, подозвала меня к двери и сообщила, что Анико перевели в другое место. "Но не беспокойтесь, - {366} добавила она, - куда бы ее ни перевели, ей не будет хуже, чем здесь". Слабое утешение!

В тот же день, во время прогулки, заключенные из камеры Анико подтвердили зловещую новость. Я была окончательно раздавлена, моя последняя слабая надежда была разбита. Меня принялись утешать рассказами о доброте и мужестве Анико. До появления Анико в камере, ее обитатели всегда были в подавленном настроении, пытаясь лишь кое-как скоротать томительно и скучно тянувшееся время. Анико вдохнула в них новую жизнь и надежду, скрасила их унылое прозябание и наполнила новым содержанием их серые тюремные дни. Она занималась с ними гимнастикой, учила песнями, играм и танцам, преподавала иврит. Она много рассказывала им, главным образом о Палестине. Ей удалось заразить их своим восторженным отношением к стране и сионизму, и многие, ранее совершенно безразличные, стали преданными сионистками.

Слухи множились. Стали поговаривать, что и нас переведут в лучшее место. Действительно, 12-го сентября нескольких женщин из моей камеры забрали, а 13-го, два дня спустя после перевода Анико, вызвали вместе с другими и меня. Теперь в камере остались только три человека. В коридоре уже была собрана большая группа заключенных. Нас снова всех переписали. Потом нам возвратили отобранные у нас во время ареста вещи, кроме денег и ценностей. Там {367} был знакомый еврей. Я шепотом спросила его, куда увезли Анико. Он сказал, что не знает, куда ее перевели, но полагает, что в лучшее место.

Нас посадили в большие полицейские машины и отвезли в концентрационный лагерь в Киштарче, на окраине города. Там нас ждала уже огромная толпа; каждого прибывающего испытующе рассматривало множество глаз: люди искали братьев, сестер, детей, приятелей. Многие находили. Но многие напрасно искали в толпе пропавших родных и друзей.

После гестаповской тюрьмы концентрационный лагерь показался нам домом отдыха. Нам разрешалось неограниченное время гулять по окруженному забором большому двору. Мы могли также писать сколько угодно писем и получать неограниченное количество передач. В исключительных случаях давались даже свидания.

Меня беспрестанно мучил страх за Анико, и я написала Маргит, чтобы она навестила меня. Через два-три дня меня вызвали в контору. Кроме тюремного чиновника и Маргит меня ждала там Хильда Гобби, тоже актриса. Я обняла Маргит, но она осталась неподвижной и сухо, официальным тоном сказала: "Мадам, я пришла, так как мне срочно понадобилась ваша подпись на договоре найма квартиры. Я и аванс принесла".

Я сразу поняла, что договор служил только предлогом, чтобы повидать меня. Мы едва сдержали смех. Чиновник, уткнувшись в бумаги, притворился, будто ничего не замечает, и мы {368} могли свободно и долго разговаривать. Я попросила Маргит сделать все возможное, чтобы узнать, где находится Анико.

Когда мы спускались по лестнице, Маргит окружила целая толпа. Тут было много заключенных из театрального мира, и весть о ее посещении с молниеносной скоростью облетела весь лагерь. Просьбы и вопросы сыпались со всех сторон.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.