Борисович. Не убоюсь зла (18)

-- Да, тяжело, конечно, с нашим народом работать, но все-таки как хорошо, что мы живем не при капитализме и никто никого не эксплуа-тирует!

Что это -- неосознанный страх перед свободным миром, где ему непросто было бы сохранить свои льготы, или искренняя преданность "идеалам коммунизма"? Мой сосед, относившийся к частной инициати-ве с большим уважением и, судя по всему, из-за этого и оказавшийся в тюрьме, разделял, как ни странно, мнение министра:

-- Ну разве это плохо, когда все в одних руках и можно распределять по справедливости? Нехорошо, если руки нечисты, но если подобрать действительно честных, идейных руководителей, то нет сомнения, что при социализме жить будет намного лучше, чем при капитализме!

Я поинтересовался, как министр-украинец относился к националь-ному вопросу. Тот, оказывается, не любил разговоров на эту тему. Но как-то раз в поезде он признался своему помощнику: "Если бы Украина была независимой, но социалистической, то я бы, пожалуй, поехал туда работать... министром автомобильной промышленности".

-- Скажите, -- спросил я сокамерника, -- существует ли дискрими-нация евреев при приеме на работу на ответственные посты в министер-стве?

Этот вопрос был риторическим не только для меня, но и для Колосаря.

-- У нас говорят в таких случаях: не прошел по зрению -- минус семь или минус пять. Седьмая графа в анкете -- партийность, пятая -- национальность. Минус семь -- беспартийный, минус пять -- еврей. Но среди министров и даже членов Политбюро немало таких, кто женат на еврейках, даже сам Брежнев.

У Колосаря и его коллег -- "клерков", как они сами себя называли, была даже целая теория на этот счет: еврейки не разрешают своим рус-ским мужьям пить и, будучи прирожденными интриганками, умело уп-равляют ими в борьбе за место под солнцем. Интересно, что через несколько лет я услышал в лагере от другого "бывшего" -- на сей раз бывшего сотрудника секретной службы -- более любопытное объяснение за-силью еврейских жен на вершине пирамиды: тайная сионистская жен-ская организация "Хадаса" поставила своей целью проникнуть на вы-сшие уровни советской администрации посредством смешанных браков!

Колосарь оказался заядлым шахматистом, и я с радостью забросил домино. Играл он не очень сильно, но упоенно, азартно. Померявшись несколько раз силами, мы пришли к такому соглашению: я даю ему фо-ру -- ладью, и играем три партии; если такой микроматч выигрываю я, то очередная уборка в камере -- на нем, если же побеждает он или хотя бы сводит матч вничью, то убираю я. В итоге наша камера всегда была в образцовом порядке, так как мыл полы Леонид Иосифович исключи-тельно добросовестно. Сосед мой, войдя в азарт, стал играть в долг, и когда нас неожиданно рассадили, он остался должен мне десятка полто-ра уборок. Всего мы пробыли с ним вместе в одной камере месяца два.

Моим следующим и, как выяснилось, последним сокамерником в Ле-фортово оказался Леонид Д. -- тот самый профессиональный мошен-ник, о котором я уже упоминал, невысокий парень лет тридцати пяти, спортивного сложения, с умными и насмешливыми глазами.

Отсидев когда-то в юности несколько лет за воровство, Леонид вер-нулся в Москву с твердым намерением найти себе занятие поинтереснее, поинтеллигентнее и небезопаснее. Его острый, живой ум, отличноезнание людей, легкое "вживание в образ" могли бы, я думаю, привести его на театральную сцену или в университет, где бы из него сделали не-заурядного социолога или психолога. Однако Леонид стал мошенником. Пару раз он попадался; но мошенники не воры, не бандиты, сроки им дают небольшие. Сейчас его привезли в Лефортово из лагеря в качестве свидетеля по делу какого-то приятеля-валютчика.

С КГБ он не имел возможности познакомиться близко, а потому от-носился к этой организации почтительно: со страхом, но и с любопытст-вом, которое вообще было в нем очень развито. Я просвещал его расска-зами о КГБ, а он меня -- повествованиями о мире жуликов и методах их работы, предупреждая при этом, что говорит лишь о вещах, давно изве-стных властям, секретов же открывать мне не имеет права. Леонид гор-дился своей профессией. Действительно, если не принимать во внима-ние моральный аспект, то она и впрямь на редкость увлекательна. Но я, конечно, игнорировать таковой не мог, а потому нередко, слушая исто-рии, которые рассказывал Леонид, ужасался его абсолютному бессерде-чию.

Первая ступень для мошенника, конечно, карты. Сначала -- техни-ка, ловкость рук, тренировки в "начесывании" колоды; затем -- коорди-нация действий с напарником для того, чтобы обыграть третьего. Впро-чем, обыграть -- не проблема; гораздо сложнее заставить его увлечься, втянуться в игру, забыть обо всем -- и спустить все до нитки. Такая опе-рация, понятно, требует тщательной подготовки: нужно убедиться в том, что у намеченной жертвы есть деньги, и изучить характер челове-ка.

Потом пошли дела посложнее. Провести, скажем, долгие переговоры о покупке какой-то дорогой вещи, а затем, забрав ее, вручить продавцу "куклу" -- пачку резаной бумаги, где сверху и снизу несколько настоя-щих ассигнаций. И тут сложная психологическая задача: как заморо-чить человеку голову, отвлечь его внимание от "куклы" в тот самый мо-мент, когда он сконцентрирован на деньгах... Как правило, жертвами таких операций были люди, сами замешанные в разного рода нечистые делишки; расчет и шел на то, что они не решатся обратиться в мили-цию.

Были среди жертв моего нового приятеля и евреи, которых он назы-вал малайцами, более того -- евреи, эмигрировавшие из СССР. Леонид рассказывал, как несколько лет назад его "артель" вышла на нескольких провинциалов, собиравшихся уехать в Америку и Канаду и искавших способ переправить туда свои драгоценности, ибо возможности вывезти с собой что-то ценное официальным путем очень ограничены. Началась долгая игра. Леонид и его друзья выдавали себя за работников москов-ской таможни. Они сняли квартиру в центре города, где и принимали гостей из глубинки, а две подруги Леонида играли роли его жены и до-чери.

Торговался он с приезжими долго и жестко. Они были готовы запла-тить ему десять процентов от стоимости своих побрякушек, он же наста-ивал на двадцати.

-- А зачем торговаться, если так или иначе получишь все? -- наивно спросил я.

-- Чтобы видели: имеют дело с серьезным человеком.

Клиенты уезжали из Москвы и вновь возвращались; в конце концов они приняли условие "таможенников" и отправили через них за рубеж определенную часть ценностей. Те благополучно дошли. Как?

-- Ну, мы-то знаем настоящих таможенников, а не туфтовых!

Поверив в надежность канала, клиенты уехали в свои америки, оста-вив "артели" все ценности. Операция была успешно завершена.

Вскоре Леонид признался мне, что он не только заработал на евреях-эмигрантах, но и сам собирался воспользоваться "еврейским каналом", чтобы уехать из СССР.

-- Зачем это тебе?-- спросил я.

-- После всех отсидок мои возможности здесь очень ограничены, а там, ребята пишут, работать легко -- и в Европе, и особенно в Америке. Штаты -настоящий рай для мошенников. Аборигены -- люди хоть и деловые, но доверчивые как дети.

-- А как же тебя выпустят? Ты русский, родственников за рубежом нет.

-- Это как раз не проблема! Несколько корешей уже там -- в Шта-тах, в Италии... Нас очень легко выпускают по израильским вызовам, только подавай!..

-- Знаешь, -- сказал Леонид мне как-то, -- расстрелять тебя не рас-стреляют, но срок получишь большой. Отсидишь часть его, выйдешь на волю и уедешь к себе в Израиль, а там напишешь мемуары. У меня к тебе просьба: не называй в них меня по фамилии. У меня две дочери, они думают, что папа на Байконуре работает, уехал в многолетнюю ко-мандировку...

Не знаю, что меня больше удивило -- то, что этого прожженного ци-ника волнует мнение дочек о нем, или то, что он накануне моего суда, когда неизвестно, останусь ли я в живых, думает о каком-то призрачном будущем, предвидит какие-то мемуары....

Сегодня я выполняю его просьбу.

17. СУД

И вот опять наступило четвертое июля, на этот раз тысяча девять-сот семьдесят восьмого года. Первая моя мысль после пробужде-ния -- об Авитали, вторая -- о том, что и сегодня обязательно должно что-то случиться. Четыре года назад была наша хупа; через год в этот день я встретился с Пайпсом и, как утверждает один из центральных свидетелей обвинения Рябский, -- с ним тоже; еще через год -- Энтеббе; четвертого июля прошлого года меня упекли в карцер: КГБ начал очередное наступление, пустив в ход показания Тота...

Весь день проходит в напряженном ожидании. Наступает вечер. Не-ужели на сей раз традиция будет нарушена?

И вот минут за двадцать до отбоя гремит дверь. Дежурный офицер принес обвинительное заключение -- сам текст и его обоснование -- на сорока страницах.

Обвинение я уже читал в самом конце следствия. Теперь мне пред-стоит узнать, как КГБ намерен доказать его, на какие документы и сви-детельские показания он ссылается. Мне ясно, что в ближайшие дни бу-дет суд и нужно срочно к нему готовиться.
[1] [2] [3] [4]