Глава 5

– Где видано, чтобы не давали послам говорить до конца! Дурно поступаешь, гетман, и пример своей черни подаешь недостойный.

Сказал лишнее, но было поздно. Капуста ухватился за эти слова.

– Нет черни тут! – крикнул он. – Ненавистные речи ведешь, сенатор...

Спокойно, как бы взвешивая каждое слово, гетман заговорил:

– И по всей Украине нашей не бывать тому. Всех людей посполитых избавил я от этого презрительного наименования, – знай это, сенатор. А коли условия наши тебе не по нутру, поезжай в Варшаву, посоветуйся со своими панами, приедешь вторично, а может, и поздно будет...

– Грозишь, гетман? – спросил Кисель.

Хмельницкий не ответил, посмотрел через плечо в окно. На дворе толпой стояли казаки, держась за бока, смеялись. Падал легкий снежок. Гетман отвернулся от окна.

– Так вот, на том стою и не отступлюсь, панове комиссары, – заключил он.

– Это невозможно, невозможно, – бормотал ксендз Лентовский.

Остальные комиссары словно воды в рот набрали. Сделали перерыв, чтобы посоветоваться. Лентовский улучил удобную минуту – генеральный писарь стоял один у стола, наливал из графина воду в кружку. Одними губами Лентовский беззвучно проговорил:

– Покорно прошу у пана генерального писаря личной аудиенции. Где и когда?

Выговский повел краем глаза на ксендза, потом через открытую дверь кинул внимательный взгляд в соседнюю комнату, где шумела старшина, поставил графин на серебряную тарелку, напился. Ставя на стол кружку, сказал:

– Завтра в шесть часов, первый дом за корчмой по этой улице, трижды постучите в дверь. Спросите Гармаша. – Услыхав за спиной шаги, он торопливо начал наливать воду в кружку. Неестественно громко предложил ксендзу:

– Прошу вас, пан Лентовский.

Подошел Лаврин Капуста. Выговский с улыбкой сказал ему:

– В глотке пересохло, бочку воды, наверно, выпил.

– И ксендза поишь...

Лентовский дрожащей рукой поставил кружку на стол. Встретился глазами с острым взглядом Капусты, отошел от стола.
[1] [2] [3]