глава пятнадцатая. «Оторвись по полной!» (1)

глава пятнадцатая. «Оторвись по полной!»

Все крупные организации, такие, например, как УЕВ — Управление Еврейской благотворительностью, — давно купили или, на худой конец, снимали для своих игрищ особняки в центре Москвы, справедливо полагая, что залучить народ на свои тусовки можно только в приличное место.

Наш военизированный детский садик с пропускной системой тюрьмы усиленного режима, разумеется, не мог привлечь нормального человека. А ведь именно в поисках нормального человека мы с Яшей Соколом рыскали дни и ночи.

Для проведения всех своих феничек и тусовок я снимала залы и клубы, каждый раз в другом месте. Для зазыва публики мои архаровцы садились на телефоны и начиналась ежедневная затяжная ловля на живца рыбы из Базы данных. Если учесть, что Рома никогда не успевала никого обзвонить (опаздывала, болела, ремонтировала, массажировала), а Эльза Трофимовна от звонка к звонку забывала — кого, куда и от имени какой организации приглашает, — оставались все те же Костян, Маша и Женя, и без того загруженные разнообразной работой. Тогда и я садилась на телефон и попадала к самым неожиданным людям. Несколько раз нарывалась на Кручинера, который, ужасно обрадовавшись звонку, орал в трубку:

— Руки-ноги тебе обломать, сволочь!!! Чтоб ты подавилась своими концертами, я те покажу такой концерт, ты долго будешь у меня под музыку приседать!!! — и не уставал трезвонить до вечера, пока все мы смиренно не выслушивали до конца его радостно-сумбурный спич.

Словом, я изнемогала. Бездна времени тратилась впустую…

Странно, что продолжалось это довольно долго. Впрочем, все это только подтверждает отсутствие в моем характере малейшей способности возглавлять и сплачивать коллектив.

Идея создания передвижных живых декораций, — да простится мне столь циничное обозначение, — озарила меня во время совместной командировки с Яшей Соколом в город Коломну.

Время от времени мы с Яшей объединяли усилия и цели двух наших департаментов, устраивая короткий и мощный десант в какой-нибудь городок ближнего или дальнего Подмосковья. Но тут надо сделать короткое отступление.

Были в Москве люди… нет не так: существовала в Москве организация, о которой Яша не нарисовал ни одного комикса.

Христианская организация «Твердыня Веры» много лет сотрудничала с Синдикатом. Основным постулатом их религиозного направления была установка на то, что Спаситель придет тогда, когда все евреи соберутся на Святой Земле. Вот они и разыскивали евреев в самых немыслимых местах — в таких таежных поселках, на таких глухих полустанках, на таких заоблачных перевалах, что дух захватывало. Они находили евреев и сдавали их нам для дальнейшей обработки. При этом подчеркивали, что не миссионерствуют. Так и приносили в зубах адресочки и явки, крепясь изо всех сил, чтобы по пути не окрестить заблудших овец.

Правда, были и такие, у кого сдавали нервы, и они крестили своих подопечных. Что не мешало последним в свой срок взойти.

Утвердившись в должности, Яша немедленно навел мосты и завязал с «Твердыней» самые тесные дружеские отношения. Особенно подружился с Павликом, самым активным деятелем московского отделения «Твердыни Веры». Павлик был заботливым суетливым трудягой, истовым членом организации, самолично рыскающим по городкам и поселкам в поисках божьих овец.

Яшка же — неистребимая жажда странствий — в любую минуту готов был сорваться с места, собрав котомку и закинув ее за спину… Часто по ночам у него в квартире раздавался телефонный звонок, и сдавленный голос Павлика шептал:

— Яков Михалыч… в Перловке… три семьи… абсолютно крепкие… Я был у них вчера. Они сознались… Когда вас ждать?

— Часа через три, — говорил легкий на подъем Яша, взглянув на будильник — тот показывал пять двадцать утра.

Яшу не смущал грибниковый азарт Павлика. Он и сам, говоря об этих экспедициях по окрестным городкам вроде Серпухова, Коломны, Клина, Ступино, называл их — «ездить по грибы». Время от времени предлагал мне весело — поехали искать евреев?

Затхлые подмосковные городки — вот где была мертвая зона. Во всех смыслах — в еврейском тоже.

Он брал меня с собой, используя в качестве наживки для публики. Выглядели эти мероприятия так: вначале минут сорок я извивалась перед группой согнанных на встречу людей, как вот червяк перед тупым рылом сонной рыбины, — забавляла их, читая короткие свои рассказы и травя поучительные байки, которыми полны карманы моих джинсов, пиджаков, плащей и курток. После чего плавно передавала слово Яше для непосредственной обработки честного народа.

В тот раз, в Коломне, встреча была не из удачных: собралось всего человек девять. Мы вяло демонстрировали перед ними все прелести Синдикатовских программ для подростков. Они смотрели на нас с тусклой покорностью.

Это были не просто старики.

Это были не просто провинциальные старики.

Это были не просто еврейские старики.

Это были еврейские провинциальные старики…

…После унылых посиделок мы с Яшей решили пройтись по территории старинного Коломенского Кремля, своими клонящимися башенками похожего на Дворец из иллюстраций к «Сказке о золотом петушке».

Во дворе, неподалеку от ворот обнаружили могилу восемнадцатого века:

«Вечная память тебе,

Досточтимая игуменья Олимпиада.

Покойся в мире прах твой близ благолепного храма…»

Вздохнув всей грудью, Яша сказал:

— Господи, что за воздух, какой простор! И никакого Синдиката, никакого начальства, никакой бабы Нюты, безумного Изи, пьяного Петюни или слащавого Панчера… Надо вот так чаще выбираться из Москвы, к чертовой матери…

— Ну, при таких грибах не слишком выберешься. Что это за мероприятие при девяти чахлых евреях?

— А знаешь что? — воскликнул находчивый Яша. — Пора нам создать спецроту.

— С передвижной полковой кухней?

— Зря смеешься. Сколотить мобильную группу аронычей, которых можно таскать по провинции.

— Зачем? — спросила я.

— Чтобы иметь возможность их сопровождать, — серьезно объяснил он.

Он шутил, конечно. Но именно в ту минуту у меня в памяти всплыла Фира Будкина. Она была одной из сотни просительниц — энергичная пожилая комсомолка, — организовывала для пенсионеров культпоходы, тематические вечера, дискуссии… И это — от всей души, на голом задоре… В одну из первых наших встреч подсунула альбомчик с фотографиями своих тусовок. Словом, это был очередной «Теплый дом». Теплый сумасшедший дом.

И вот в Коломне, на территории прекрасного древнего Кремля, вблизи могилы игуменьи Олимпиады, я сообразила вдруг, что провидение предлагает мне укомплектованную роту, хоть сей момент под ружье. И я не буду метаться, обзванивать публику, выслушивая затейливые проклятья Кручинера, стараясь в последнюю минуту заполнить зал для выступления какого-нибудь приезжего израильского клоуна или пророка.

Вернувшись из Коломны, я велела Маше вызвонить Фиру. Та примчалась через полчаса, с испариной на лбу и пятью развевающимися кудрями. Маша принесла ей чай и печенье.

— Послушайте, Фира, — сказала я решительно, подождав, пока она откусит от печеньки и проглотит кусок. (В беседах с российскими пенсионерами всегда надо было учитывать невысокую квалификацию местных дантистов). — Я назначаю вас прапорщиком, или кто там командует ротой?.. Вы получите жалованье — небольшую, но стабильную сумму в условных единицах. Вы получите кое-какие деньги на увеселения ваших ребят. Но за это в любой час дня и ночи может запеть полковая труба, и тогда ваши новобранцы обязаны будут встать под знамена. То есть отработать присутствием.

— Где? — подобострастно выпрямилась Фира, делая грудь колесом. Знамена взметнулись над ее головой, навеки посвященной хне, и я поняла, что попала в яблочко.

— Куда пошлют! — отчеканила я.

В трудных случаях, в дачные мертвые месяцы душного лета мы бросали на прорыв спаянную роту Фиры Будкиной.

И они отрабатывали сполна: задавали глубокомысленные вопросы, критиковали правительство Израиля, давали советы по арабской проблеме, оглушительно хлопали в конце вечера…

Словом, это было удачнейшее приобретение. Когда бы ни рухнула мне на голову комиссия из Иерусалима, или заезжий посланец с лекцией, или еще какая-нибудь напасть, в течение дня по звонку собиралась группа молодцов. Человек тридцать, тридцать пять… Семеро из них были еще крепкими, деятельными, симпатичными людьми. Человек восемь-десять — в почтенном возрасте, но вполне вменяемыми. Ну, и остальные — кроткие старички, еще на ногах и в своем уме…

Досаждал публике только Самуил-рифмач. Он неожиданно выкрикивал непристойности в рифму к словам лектора. Тогда Фира со своего места молча показывала ему кулак, и он унимался.

Так что при помощи этих потемкинцев я из любого приезжего шелкопера срабатывала нормальную тусовку. Все оставались довольны.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

[1] [2] [3] [4]