«Майн пиджак ин вайсе клетка…»
[1] [2] [3] [4]Дирижировать их оркестром часто приезжал дирижер из соседнего города Крайчича – человек пожилой, нервный, с тяжелым желчным характером. Самой яркой его отличительной чертой была выраженная женофобия. Ненавидел женщин. То есть, он терпел их в женском, так сказать качестве, на профессиональной же почве – не воспринимал. И всегда придирался, особенно к новеньким. Как взгляд упрется в новое женское лицо, он останавливает репетицию, нацеливает дирижерскую палочку и, презрительно щурясь, задает всегда один и тот же вопрос: «Where are you from?» И новенькая должна отчитаться, представиться, как это полагается.
И вот, на первой же репетиции старик увидел мою сестру, нацелил на нее дирижерскую палочку и каркнул свое: «Where are you from?».
Трепеща и боясь потерять едва наметившуюся работу, она послушно ответила:
– Я родилась в Узбекистане.
– А где это? – подняв брови, спросил он.
– Такое место на границе с Китаем…
– А на каком языке там говорят? – брезгливо уточнил он.
– Род тюркского…
– Так ты тюрка? – спросил он.
– Нет, маэстро, я не тюрка, – кротко отвечала моя сестра.
– Но ведь это – твой родной язык?
– Нет, мой родной язык – русский.
– Такты русская!?
– Маэстро, – терпеливо отвечала она, – я такая же русская, как и вы.
– Ничего не понимаю! – вскрикнул дирижер, – какое твое вероисповедание, черт побери? Что ты исповедуешь?
И моя бедная сестра, которая в жизни никогда ничего не исповедовала, вынуждена была ответить, что исповедует иудаизм. А то бы ее просто никто не понял.
То ли дирижер был старым склеротиком и все забывал, то ли он не прочь был поиздеваться над новенькой, только каждый раз, когда он приезжал, происходил один и тот же диалог: «Where are you from?» – спрашивал он, и далее, со всеми подробностями – с Узбекистаном на границе с Китаем, с языком, рода тюркского, с родным русским, и иудейским вероисповеданием – повторялась одна и та же идиотская сцена. Весь состав музыкантов уже знал ее наизусть, и как только старый осел нацеливал на мою сестру палочку, музыканты весело переглядывались и радостно ждали продолжения.
Так это и тянулось до тех пор, пока моя сестра не получила наконец, постоянную позицию в оркестре.
Любой западный человек знает, что такое «постоянная позиция», со всеми полагающимися к ней социальными благами: пенсией, страховками, оплаченным отпуском, и так далее, и далее, и далее… Собственно говоря, это тисненный золотыми мечтами, большой и яркий сертификат на жизнь.
И вот, приезжает тот самый режиссер-женоненавистник. Начинается репетиция, оркестр играет Вагнера… Уже привычно он натыкается взглядом на лицо моей сестры, останавливает оркестр, нацеливает палочку и вопрошает свое знаменитое «Where are you from?»
И тогда моя, преисполненная тайным восторгом, сестра внятно и вежливо говорит:
– Маэстро! Я уже много раз рассказывала вам всю эту историю. Очевидно, вы мне не верите. Придется наконец, сказать вам правду. Я родилась черным американским мужчиной. Но постепенно, мало-помалу, стала белой новозеландской женщиной… Просто у вас тут отличные шампуни…
Весь состав оркестра буквально повалился на свои инструменты. Хохот стоял такой, что старый осел вынужден был отпустить музыкантов на перерыв.
Но это, повторяю, западный пример самоидентификации. И западные шуточки по поводу нежелания акцентировать тему. У нас в Израиле все гораздо сложнее. Да и с шуточками тут следует быть осторожней.
На днях звонит приятель, он в стране недавно, не все понимает, не во все может вникнуть, поэтому время от времени сверяется: правильно ли поступил, правильно ли понял ситуацию.
– Слушай, – говорит, – со мной вчера произошло нечто страшное. Объясни пожалуйста, что это было?…
И нервно рассказывает:
– Подхожу к остановке автобуса, там стоит приличная пожилая женщина, по виду наша. Я вежливо спрашиваю – давно ли нет автобуса? А она мне отвечает по-русски: «Я не говорю на вашем свинячьем языке».
Ну, приятель мой – человек остроумный, язвительный, за словом в карман не лезет. В первую минуту он, конечно, обалдел от такого неожиданного хамства, потом говорит:
– Мадам, это же прекрасно! Вот я сейчас называю вас «старой блядью», а вы – ну ничего не понимаете!
И пошел прочь от остановки, чтобы рядом с этой теткой не стоять.
И все-таки страшная растерянность вот уже второй день никак его не покидает.
– Что это было? – взывает он к моему израильскому опыту. – Кто из нас сумасшедший – я, или она?
– Ни ты, ни она, – объяснила я. – Скорее всего, эта женщина из так называемых «польских детей», то есть еврейских детей из Польши, которые были спасены из концлагерей и попали в Израиль не прямым путем, а через Советский Союз. Многие из них отлично говорят по-русски, потому что несколько лет мыкались по советским детским домам, где-то под Джизаком, под Самаркандом.
Детская память цепкая, язык в ней застревает на всю жизнь… Но голод, унижения, одиночество, которые этим детям пришлось пережить, тоже дают себя знать. Возможно, звучание русского языка не вызывает в их душе радостных эмоций. Возможно, в тот день у женщины были какие-то неприятности, скверное настроение. А тут еще ты подходишь к остановке и, без обиняков, обращаешься к ней по-русски, то есть, идентифицируешь как «свою». И она, как могла, объяснила тебе, что думает о всей твоей общине.
Что, кстати, абсолютно не исключает ее хорошего отношения к каким-нибудь соседям из России. Или к «русскому» кардиологу из ее больничной кассы, или к «русскому» педагогу ее дочери. И уж точно, если б в эту минуту какой-нибудь террорист из ХАМАСа с криком «Аллах акбар!» зарезал бы тебя, она, обливаясь слезами, пришла бы к твоей семье на «шиву»… Просто этот тяжелый климат, эта нервная жизнь, это постоянное напряжение в воздухе воспламеняют любую эмоцию до пожара.
Все общество искрит бенгальским огнем национального темперамента.
По поводу же национального самоощущения… У многих людей на этой земле оно сливается с ощущением исторической протяженности поколений.
Моя знакомая, ученица Юрия Лотмана, рассказывала, как на одной из лекций известного ученого некий студент поднялся и спросил: «Профессор, рассказывая о Библии и евангелиях, вы все время говорите о древних евреях. Почему ни разу вы не упомянули русских, украинцев, эстонцев?» Лотман задумался на мгновение и сказал: «По техническим причинам».
Так вот, о технических причинах. Не так давно израильские археологи обнаружили чрезвычайно ценную находку: бронзовый бюст императора Адриана. Того самого Адриана, который переименовал Иудею в Палестину (что нам до сих пор аукается), велел распахать плугом Иерусалим, переименовал его в Элию Капитолину и издал указ, по которому евреи не имели право ступать на территорию города. Кстати, этот указ какое-то время действовал. Кажется, полгода…
Адриан правил недолго, так что его бронзовый бюст действительно редкая и ценная находка. Поместили его в музей Израиля под стеклянным колпаком. И вот, каждый год в день Независимости некий старичок, в прошлом – боец подпольной еврейской террористической организации «ЛЕХИ» (которая боролась против власти англичан в Палестине) – является в музей, становится против бюста императора Адриана и говорит ему: