Послесловие к сюжету
[1] [2]– Могу предложить для вашей публики ослепительный иллюзион, недорого.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
– А что обычно имеют ввиду в таких случаях? Платки из рукавов, исчезающие стаканы, я знаю?..
Я сказала:
– Этот фокус – исчезающие стаканы – можно увидеть в любой столовой общепита.
– У меня есть эксклюзивный номер – летающие деньги!
– Что это значит? – спросила я.
– Я делаю «пуфф!» на ладонь, и с потолка вам на голову сыплются индийские драхмы, японские йены, норвежские кроны…
– Скажите, – вкрадчиво спросила я, – а израильские шекели мне на голову не сыплются?
– Шутница! – воскликнул он, – у кого они есть!
«Исаак, иди уже обедать, сколько можно болтать!», – донеслось из глубины иллюзионного пространства.
– Знаете, – сказала я, – как-то все это… У меня ведь публика интеллигентная…
– О! – воскликнул он. – Для интеллигентной публики у меня в молодости был потрясающий номер – «распиленная Лейла». Мне ассистировала жена… Знаете, газовые шальвары, грудь в блестках, чалма… Повальный успех!.. Правда, потом она поправилась и номер погиб.
Я сострила что-то насчет того, что много времени на распил уходило.
– Да нет, она в ящик не влезала, – грустно сказал он.
И опять издали донеслось: «Исаак, ты не на исповеди, она не святой отец! Суп стынет!»
Я подумала – в конце концов, и этот нелепый Исаак со своей распиленной Лейлой должны есть суп каждый день. Что я привередничаю, какая разница – что там сыплется с потолка, когда он дует на ладонь. Пусть приедет, заработает свои гроши. А вслух спросила:
– И сколько вы хотите за все эти исчезающие шальвары?
– Я хочу! – сказал он. – Я хочу десять тысяч, так вы же не дадите.
– Я дам двести шекелей, – сказала я твердо.
– А доехать?! – завопил он.
– Ну, хорошо, только предъявите автобусные билеты.
И вновь до меня донеслось протяжное: «Исаак, оборви эти мелочные отношения, объясни ей доходчиво – кто она, а кто ты!»
– Итак, – сказала я решительно, – диктуйте мне вашу афишу, да покрасочнее, я ведь должна завлекать людей на ваше представление.
– Вам не надо их завлекать! – обиделся он. – Они сами примчатся, когда прочтут мое имя… Пишите большими буквами: «Джакомо Берталуччо!»
– А кто это? – спросила я, помолчав.
– Я!
– Минуточку… Но ведь вы сказали, что вас зовут Исаак.
Он расхохотался – снисходительно…
– Милая, – проговорил он ласковым басом, – вам, как человеку далекому от искусства, простительно не знать, что большие артисты для концертов берут себе еще одно имя, более звучное и таинственное… Называется – псевдоним.
– Что вы говорите! – воскликнула я.
Мы быстренько условились о дате выступления, и уже опуская трубку на рычаг, я слышала голос распиленной Лейлы: «Исаак! Сколько можно с ней возиться, она что – тоже из Житомира?»
*
Иногда самой себе я напоминаю кошку, ловящую свой собственный хвост. Мои герои высовываются из-за моего плеча, докрикивают вдогонку законченным вещам какие-то фразы, обидные шутки, поучительные реплики… Мои герои относятся ко мне без должного пиетета – наверное, догадываются, что я – всего лишь одна из них, не лучше и не хуже…
Они возникают, уходят, возвращаются, кивают и строят рожи… они доигрывают в жизни то, что не доиграли на бумаге…
И я давно уже знаю, что этот проклятый Солярис исчезнет лишь тогда, когда исчезну я сама.