Десять лет вместе
Отношения между евреями и Советской властью в первые послереволюционные годы были похожи на неудачный брак – за бурным романом последовало охлаждение, разногласия, скандалы и претензии, а заодно – требования измениться и «вести себя по-другому». Через 10 лет совместной жизни Советская власть решила, что «она лучше знает», что евреям надо, как они должны жить и о чем думать. Желательно – где-нибудь подальше, на Дальнем Востоке. Например, в междуречье Биры и Биджана.
Есть такая расхожая шутка: два еврея – это три мнения. В идеологию большевизма эта хохма никак не вписывалась. Мнение могло быть только одно – единственно правильное. Определяла его партия, которая тоже могла быть только одна. А еврейским трудящимся массам эту единственно верную «линию партии» должны были разъяснять её еврейские секции, прозванные «евсеками».
11 июля 1919 года, на втором году Советской власти, историческое решение принял Наркомат просвещения – был запрещен «реакционный язык» иврит. Под запрет попали также различные еврейские общественные организации. В 1920 году сотрудники ЧК арестовали участников всероссийской сионистской конференции в Москве. Сионистов арестовывали и в других городах России. Еще одна волна арестов – более 3 тысяч евреев в 150 населенных пунктах страны взято под стражу – прокатилась в 1924 году.
Гонения на иврит и закрытие еврейских общественных организаций способствовали, в свою очередь, новой волне репатриации евреев в Палестину. Типичный представитель этой волны – молодой и несемейный человек, разнорабочий без специальности, желающий стать крестьянином на своей земле. Их называли халуцианцами, то есть – первопроходцами. Они осушали малярийные болота, прокладывали дороги, строили города и киббуцы. Многим из оставшихся в СССР евреев тоже предстояло прокладывать дороги, только не в пустыне, а на Крайнем Севере.
Фундаментальный разлад в отношениях Советской власти и евреев произошел после смерти Ленина: в момент обострения борьбы за власть Сталин решил использовать «национальную карту» против внутрипартийной оппозиции и своего главного политического соперника – Троцкого. И уже 7 ноября 1927 года, разгоняя манифестацию троцкистов, сторонники Сталина кричали: «Бей жидов-оппозиционеров!» После провала демонстрации «жид-оппозиционер» Троцкий был отправлен в ссылку в Казахстан, а оттуда в 1929 году – за границу. Спустя 11 лет вдогонку ему отправили Рамона Меркадера с ледорубом.
Большевистская политика, направленная на введение в стране единомыслия, затрагивала, конечно, все нации и народности, но вот с евреями вышел парадокс: у них был за плечами огромный опыт выживания в условиях царской России с ее чертой оседлости, процентными нормами и запретами на образование и профессии. В СССР ограничения поначалу были в идеологической сфере: главное, открыто не исповедовать иудаизм – и тогда можно было получить образование и сделать карьеру. И немалое число евреев этими возможностями воспользовались. Причем с таким успехом, какой не мог не вызвать у окружающих недовольства и зависти, переходящих в антисемитизм. Так, по данным переписи 1926 года, около 8% госслужащих в СССР были евреями, хотя до революции эта сфера деятельности была для них закрыта. В образовательных учреждениях при царизме действовала пятипроцентная норма для евреев, при советской власти она была многократно перекрыта – в тот момент в среднем по вузам РСФСР было 11,4% евреев-студентов, а для медицинских и художественных специальностей этот показатель был еще выше. На Украине же каждый четвертый студент был евреем, а в медвузах – почти каждый второй.
Еще одним врагом компартии, которого она успешно поборола вслед за сионизмом и троцкизмом, стал нэп. Он помог поднять разрушенную революциями и войнами экономику страны из руин. Гирш Яковлевич Бриллиант, вошедший в историю под партийным псевдонимом Григорий Сокольников, заняв пост наркома финансов, провел сложнейшую денежную реформу, и на смену ничего не стоящим бумажкам достоинством в миллионы рублей пришел свободно конвертируемый твердый червонец.
Еврейские торговцы и ремесленники, привыкшие к жесточайшей конкуренции внутри черты оседлости, вышли на новые рынки и добились там больших успехов. В Москве, где до революции купцов-евреев были единицы, каждый восьмой нэпман был евреем, а из крупных – каждый третий. Но с концом нэпа даже мелкий продавец сигарет вразнос стал считаться буржуазией и «классово чуждым элементом». Курс на свертывание нэпа привел к массовой безработице среди евреев и еще большему усилению антисемитских настроений и взят был в том же судьбоносном 1927 году.
Чтобы ослабить накал антисемитизма и одновременно привлечь «мелкобуржуазных евреев» к стройкам социализма, их решили отправить на Дальний Восток. И уже 28 марта 1928 года Президиум ЦИК СССР выпустил постановление с длинным названием «О закреплении за КомЗЕТом для нужд сплошного заселения трудящимися евреями свободных земель в приамурской полосе Дальневосточного края». Так никому не известное доселе село Тихонькое стало городом Биробиджаном.
За весну, лето и осень 1928 в Биробиджан переехало всего около тысячи евреев. Практически никто из них ранее не занимался сельскохозяйственным трудом. Над дальневосточными первопроходцами вились тучи гнуса, им пришлось пережить небывалое наводнение и массовый падеж скота. Практически все переболели дизентерией. За первый год «еврейской автономии» в Биробиджане было построено только 25 изб и вспахано всего 125 гектаров, причем ни один из них не засеян. Более половины первых поселенцев вернулись назад или расселились по городам Дальнего Востока. И при этом в истории советских евреев это первое десятилетие советской власти можно было считать еще белой полосой.
А.Алексеев