Судьба «Русофобии»
Posted Under: Что некоторые думают о евреях
Оригинал взят у 
p0pik0f в Судьба «Русофобии»
Однако стоит заметить, что череда текущих событий чуть ли не каждый день дает нам не менее веские поводы для такого разговора. Например, можно вспомнить про случившуюся в эти же дни смерть российского посла в ООН Виталия Чуркина и отклики на нее некоторых представителей как бы интеллигенции, а также продолжающуюся схватку за Исаакиевский собор в Петербурге.
Русофобия стала частью того информационного воздуха, которым мы дышим, причем частью, отравляющей собой целое.Русофобия сегодня, в эпоху социальных сетей – одна из готовых идеологических личин, которые может примерить любой обыватель. Одно время у моей супруги был парикмахер-русофоб – а, впрочем, и Смердяков у Достоевского не был приват-доцентом.
Между тем, трактат, завершенный в 1982 году, по понятным причинам не был и не мог быть адресован широкой советской публике. Этой публике русофобия была доступна не более, чем журнал «Посев» или таинственный продукт «карбонад». Шафаревич опубликовал «Русофобию» в там- и самиздате, и его адресатом был читатель именно этой литературы. Он полемизировал, конечно, не с пустоголовой светской обозревательницей, а с мыслителями – членами тех самых «обществ мысли» по Огюстену Кошену, которые во Франции перед великой революцией собирались в светских салонах и масонских ложах, а в СССР – на интеллигентских кухнях.
Имена некоторых из его оппонентов (Амальрик, Померанц, Янов) еще иногда всплывают в современных дискуссиях, иные же имена (Горский, Шрагин) уже ни о чем не говорят читателю.
Упомянутый Огюстен Кошен, рано погибший французский историк начала прошлого века, стал известен в России в основном благодаря Шафаревичу. На Кошена Шафаревич ссылается, вводя основной термин своей «Русофобии» — «малый народ».
Однако механический перенос термина – штука коварная. Это мы знаем хотя бы по недавнему примеру с законом об иностранных агентах, когда термин, добросовестно переведенный и перенесенный из американского законодательства в российское, приобрел существенно иные, неудачные коннотации.
То же случилось и с малым народом. У Кошена это совокупность «обществ мысли» — часть «большого народа», этнически с ним слитная, но оторвавшаяся от него в социальном и интеллектуальном смысле. Шафаревич имеет в виду вроде бы то же самое, но… послушаем, как звучит!
Ведь ясно же: имеется в виду некий народ, отличный от русского, малый по численности, но громадный по своему влиянию. Кто бы это мог быть, как вы думаете?
В принципе, одного лишь этого термина-намека, термина-провокации было достаточно, чтобы заинтересованные люди записали Шафаревича в антисемиты. Ведь ухитрился же прослыть антисемитом Александр Солженицын, ни разу не упомянув слова «еврей», а всего лишь приведя в своей книге один не очень длинный список из характерных фамилий.
Но Шафаревич на этом не остановился. Можно сказать, что он поддался на собственную провокацию. Можно сказать, что он пошел по пути наименьшего сопротивления. Можно сказать, что он спроецировал на общество в целом конфликты, которые в то время были характерны для академической среды.
Однако факт есть факт: Шафаревич остается в рамках этнической нейтральности лишь до середины своей книги. Начиная с шестой главы, он пишет почти исключительно о еврейском вопросе. Он говорит и о евреях в диссидентском движении, и о евреях в революции, и об иудаизме как первопричине еврейского социального мессианства.
Противники единодушно объявили Шафаревича антисемитом № 1. Современный публицист Глеб Морев даже оставил нам рассказ о том, как Игорь Ростиславович, будучи уже дряхлым стариком, бессильно смотрит на еврейских детей в песочнице близ академических дач – подразумевая, что ему, должно быть, было неприятно их видеть.
Это, конечно, анекдотические побасенки, и есть свидетельства того, что бытовым антисемитом Шафаревич ни в коем случае не был, но при всем при том лишь человек, не читавший «Русофобию» или давно не бравший ее в руки, может сказать, что это книга не про евреев. Это таки книга про евреев.
И этим Шафаревич оказал русскому национальному самосознанию услугу довольно сомнительную, уведя его в ложную сторону.
В самом деле, в «Русофобии» лишь скороговоркой сказано о других видах национализма, таких как украинский или крымско-татарский. (О том, что национализм возникнет даже у молдаван, Игорь Ростиславович, кажется, в 1982 году не догадывался вообще.)
В относительной тени оказывается и история русофобии в «доеврейский» период русской мысли. Между тем, был ведь в те времена и «малый народ», причем в чисто кошеновском смысле. Его с натуры описывал Денис Давыдов еще в 1836 году:
Вот гостиная в лучах:
Свечи да кенкеты,
На столе и на софах
Кипами газеты;
И превыспренний конгресс
Двух графинь оглохших
И двух жалких баронесс,
Чопорных и тощих;
Все исчадие греха,
Страстное новинкой;
Заговорщица-блоха
С мухой-якобинкой…
В начале 1990-х годов, как мы знаем, «Россию продали», говоря языком тогдашних патриотов, однако сделали это вовсе не те люди, от которых они этого ожидали. Это сделал совсем другой «малый народ»: советские гебисты, равно гонявшие и Шафаревича, и его оппонентов, советские генералы, советские партработники, советские хозяйственники, а также советская малина, вдруг переставшая говорить врагу «нет».
Победили «общества колбасы», а не «общества мысли».
Выходцев из «обществ мысли» в лучшем случае допускали что-то подтаскивать и что-то оттаскивать.
Между прочим, до сих пор, такое впечатление, у нас в СМИ и соцсетях работает сплоченная бригада, как будто бы призванная подтвердить существование «малого народа» в смысле Шафаревича и пробудить в «большом народе» давно и прочно угасшее чувство антисемитизма. Вот, например, свежий стишок от поэтессы Аллы Боссарт, супруги поэта Игоря Иртеньева:
Мы родину называем «этой страной»
и по-другому уже не можем.
Она за холмом, за бугром, за спиной,
больше мы ей ничем не поможем.
Тлеет она почитай сто лет,
горит изнутри, как гнилой торфяник.
Батарея бухла на грязном столе,
измочаленный кнут и пряник.
Губы ее отдают в синеву,
вязнет язык среди матерщины,
ждет что я ее обниму,
смажу пролежни и морщины…
Как дыханье ее смердит!
В прах выгорает червивый ливер.
Я любила ее в кредит,
выбегая на летний ливень…
Никто не летит на ее огонь –
смесь перегара и керосина.
Я поцелую ее в ладонь,
скажу на прощанье, в сторону глядя:
предупреждали тебя, Россия,
нельзя быть, родная, такою блядью.
Сделано на отвяжись, но основные тезисы и штампы воспроизведены как по учебнику. Если бы Шафаревич писал свою «Русофобию» сегодня, то он бы нашел этому тексту достойное место рядом с цитатами из Алтаузена и Багрицкого. Вот же, казалось бы, инородцы-малонародцы, ату их! Или как?
На самом деле этот аляповатый задник скрывает от зрителя истинную картину – тихую катастрофу восточноевропейского еврейства, исчезнувшего вместе со своими местечками, своими традициями, своим языком, своими духовными исканиями, своими колоритными типами. Целый народ ушел под воду, как распутинская Матёра.
Народа, которому Шафаревич посвятил половину своей книги, больше нет, а болезнь русофобии не только не исцелена, но и прогрессирует. Ожесточение русофобов растет. Более того, в центр общественной дискуссии вышла теперь борьба не между демократами и авторитаристами, не между либералами и консерваторами, а именно между русофобами и «большим народом». Очевидно, источники русофобии оказались многообразнее, чем это представлялось Шафаревичу.
На сегодняшний день ядро «малого народа» находится вообще за пределами Российской Федерации, на границе «русского мира», на территории Украины. На Украине русофобия победила и стала официальной идеологией 40-миллионной страны. В России русофобы сплотились именно вокруг идеи «солидарности с Украиной» как со страной, стремящейся вырваться из русского цивилизационного поля.
Но было бы несправедливо сказать, следуя терминологии Шафаревича, что этническим ядром «малого народа» стали украинцы. Со времен написания «Русофобии» структура общества стала гораздо пестрее, и сегодня «малый народ», если этот термин вообще уместен, представляет собой конгломерат солидарных друг с другом меньшинств, интернациональных и имеющих над собой некий глобальный этаж, глобальный правящий слой. И, кстати, в глобальном разрезе этот конгломерат склонен к антисемитизму.
Панораму этого «малого народа» мы видим каждый день в новостях: ЛГБТ, феминистки, веганы, «экологи», «современные художники», мигранты из третьего мира. Каждая из этих групп имеет собственное право на существование, но их политическая равнодействующая почему-то неизменно оказывается разрушительной для общества, а подчас и очевидно идиотической.
Возможно, если бы сегодня Игорь Ростиславович был жив и дееспособен, он захотел бы применить математические методы для изучения механизмов тех информационных мутаций, которые происходят в обществах различных стран под влиянием этого интернационала меньшинств (или под влиянием иных сил, эти меньшинства использующих). Но это — новая глава, которую будут писать, кажется, более жесткие и менее интеллигентные люди.
АВТОР
Игорь Караулов
Российский поэт, переводчик, публицист