II. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ (1)

Разумеется, нельзя утверждать, что это гнусное послание являлось отражением состояния умов русского офицерства (хотя в дальнейшем, во время гражданской войны так и произойдет); еще меньше провокации черносотенной прессы отражали общественное мнение в целом, которое становилось все более враждебным к императорской чете и их окружению и тем охотнее выступало в поддержку евреев, Большинство наиболее известных русских писателей того времени – Горький и Короленко, Мережковский и Леонид Андреев – выступали с протестами, подписывали манифесты в пользу евреев, разоблачали в своих статьях несправедливые обвинения и приговоры. Так Максим Горький писал:

«Наш народ, раздраженный поражениями и часто вводимый в заблуждение, хочет знать, на ком лежит ответственность за наши военные неудачи. Ему указывают на евреев и говорят: вся виновный! Уже давно ему повторяют, что евреи – это плохой народ, распявший Христа. Но ему забывают напомнить, что Христос сам был евреем, что все пророки были евреями, так же как и апостолы, эти бедные еврейские рыбаки, создавшие Евангелие. Христос был предан смерти, потому что он был дорог сердцам бедняков (…). Ожесточение, вызванное войной, нуждалось в жертве, и хитрецы, стремившиеся свалить свою вину на Других, указали на евреев как виновников всех наших бедствий»*.

Интересно отметить ту настойчивость, с которой Максим Горький стремился в этом эссе, безусловно адресованном самому широкому читателю (и конфискованном цензурой), опровергнуть древнее обвинение в богоубийсгве.

Правительство и государственные органы по-прежнему сохраняли навязчивые идеи о призраках международного еврейства, особенно революционного, Интересно познакомиться со взглядами действующих министров летом 1915 года накануне решения Николая II отправиться в ставку верховного главнокомандования, чтобы взять на себя личную ответственность за проведение военных операций и оставить Россию в женских руках, Речь здесь идет о старых слугах короны, а не о протеже императрицы и Распутина.

Итак, мы в августе 1915 года, когда после завоевания всей русской Польши немцы направились к Риге, а охваченный паникой генеральный штаб уже приступил к рассмотрению вопроса об эвакуации Петрограда. Слово берет министр внутренних дел князь Щербатов:

«Напрасно мы стараемся переубедить высшее военное командование. Мы все уже пытались вмешаться коллективно или индивидуально. Но всемогущий Янушкевич совершенно не принимает во внимание интересы государства. Все, что он хочет, это воспользоваться предрассудками против евреев, чтобы возложить на них вину за все наши поражения. Эта политика принесла свои плоды, и в армии усилились погромные тенденции. Мне неловко об этом говорить, но мы здесь находимся среди своих, – я подозреваю, что Янушкевич хочет использовать евреев в качестве алиби. К тому же даже если верховное командование отдаст приказ положить конец антиеврейским эксцессам, зло уже произошло. Сейчас сотни тысяч евреев независимо от возраста, пола и положения идут на восток. Местные штасти сообщают, что они не в состоянии обеспечить безопасность депортируемых, принимая во внимание возбуждение умов и агитацию за погромы, чем занимаются возвращающиеся с фронта солдаты. Итак, мы вынуждены разрешить поселение евреев за пределами черты оседлости. Действующие законы исходили из нормальных условий; но сейчас мы переживаем катастрофу и должны отдавать себе в этом отчет.

Руководители русского еврейства настаивают на принятии общих мер для облегчения положения своих соотечественников. В пылу разговора мне откровенно сообщали о подъеме революционных настроений в еврейских массах, о планах активной самообороны, об угрозах масштабных беспорядков и так далее. Мне сказали, что за границей также начинают терять терпение, и Россия рискует столкнуться с сокращением кредитов. Иначе говоря, просьбы превратились в ультиматум: если вы хотите получить деньги для ведения войны, то,.. Эти просьбы и жалобы означают необходимость принятия закона, который, облегчает положение беженцев и одновременно означает реабилитацию еврейских масс, осуждаемых из-за слухов об их предательстве»*.

Большинство присутствовавших министров согласились с предложением князя Щербатова и рассмотрели проект «контрультиматума», который министр сельского хозяйства Кривошеий сформулировал следующим образом; «Мы изменим законы, со своей стороны вы должны облегчить наши займы на русском и иностранном рынках и прекратить революционную агитацию в прессе». Кроме того, Совет министров признал, что земли казаков на юго-востоке должны оставаться закрытыми для евреев, поскольку, как заявил военный министр Поливанов, «исторически казаки и евреи никогда не могли прийти к согласию, а их встречи всегда плохо кончались». Отметим также несогласие министра связи Рухлова: «Мы говорили об экономических, политических и военных соображениях в пользу проеврейского жеста. Но никто еще не говорил об опасности расселения евреев по всей России с точки зрения распространения революционной заразы, Достаточно вспомнить о той роли, которую сыграла эта раса в событиях 1905 года; что касается современного положения, то я думаю, что министру внутренних дел известно, какова доля евреев среди лиц, занимающихся революционной пропагандой и участвующих в подпольных организациях». На это Кривошеий возразил, что невозможно «одновременно воевать против немцев и евреев; даже такая могущественная страна как Россия не в состоянии позволить себе это».

Но в очередной раз предлагаемые уступки натолкнулись на вето Николая П, как это объявил две недели спустя председатель Совета министров Горемьгкин: «Господа, я должен сообщить вам, что император заявил мне, что ни с чем не может согласиться в еврейском вопросе. Остается единственный выход – действовать через Думу. Если она на это способна, пусть займется вопросом равенства прав. В этом вопросе она не зайдет достаточно далеко».

В конце концов черта оседлости была административно отменена без труб и барабанов простым декретом министра, которые министр внутренних дел имел право принимать в «исключительных обстоятельствах» в соответствии со статьей 158 Свода законов.

Вскоре разразилась Февральская революция 1917 года; это была совершенно спонтанная народная русская революция, в ходе которой евреи не особенно отличились как профессиональные революционеры. Тем не менее и те, и другие были первыми, кто выиграл от происходивших событий, поскольку антиеврейские законы были отменены, и одновременно политические заключенные стали возвращаться с каторги и из ссылки. В течение нескольких недель больших надежд, которые за этим последовали, многочисленные евреи проявили стремление к полной русификации: их специфические требования отныне утратили смысл, и они стремились к «слиянию с массой новых граждан» (Марк Ферро). Это недавнее высказывание французского историка очень близко к яростному заявлению одного из активных деятелей той эпохи Семена Диманштейна, возглавлявшего «еврейскую секцию» сталинского Комиссариата национальностей:

«Для мелкобуржуазных еврейских партий первое место занимали решение национального вопроса и борьба против революции и против большевизма. Еврейская буржуазия всех мастей немедленно объединилась вокруг Временного правительства и прониклась глубоким патриотизмом, выступая за войну до полной победы, за наступление на всех фронтах, а новоиспеченные лейтенанты-евреи, сыновья буржуазных родителей, проявили себя истинными шовинистами, и отправлялись на линию фронта, чтобы воодушевлять солдат на бой».

Лдманштейн делал исключение лишь для еврейского промышленного пролетариата (которого не было в Петрограде, где разворачивались основные события, а также в целом на собственно русских землях). Его ретроспективная ярость объясняется очевидной враждебностью подавляющего большинства русских евреев к государственному перевороту Ленина: если на протяжении двух поколений все они почти как один человек выступали против правительства, за изменение режима и энергично боролись во имя этой цели, то это безусловно не было ради большевистского режима. Тем не менее некоторые из них играли в нем первостепенную роль или с самого первого часа, или присоединившись к нему в дальнейшем. Этой роли с избытком хватило, чтобы подтвердить в глазах основной массы противников большевизма всех оттенков и любого происхождения, и прежде всего в глазах офицерского корпуса, старинный миф о «еврейской революции». Итак, в конце концов оказалось, что черносотенцы и другие провозвестники опасности, Победоносцевы и Розановы были правы… Прежде чем мы рассмотрим, как эта интерпретация всемирной истории распространялась между 1917 и 1921 годами сначала в масштабе России, а затем и всего мира, так что привлекла внимание Генри Форда в Соединенных Штатах, Уин-стона Черчилля в Великобритании или Жоржа Клемансо во Франции, мы попытаемся, насколько это возможно, установить реальные факты, которые задним числом окружили этот миф пророческой аурой.

Парадокс этой истории состоит в том, что еврейские революционеры, которые в конце ХЕХ века выступили в роли акушеров для русской социал-демократической партии, в своем болыпинстве после знаменитого раскола 1903 года вошли в меньшевистскую фракцию: их настороженность к централизаторским, т. е. диктаторским тенденциям Ленина были хорошо известны, и в 1907 году не кто иной, как Иосиф Сталин позволял себе двусмысленные шуточки на тему «небольшого погрома» в лоне российской социал-демократии (В одном из выступлений Сталина на V съезде Российской социал-демократической партии имелся следующий пассаж: «Один большевик (по-моему, товарищ Алексинскпй) туга сказал, что меньшевики составляют еврейскую фракцию, тогда как большевики – это настоящие русские, и что нам, большевикам, было бы неплохо устроить небольшой погром в нашей парши»*.). Среди «старых большевиков», т. е. тех, кто присоединился к Ленину до 1917 года, доля евреев, по-видимому, не превышала десяти процентов, но за 1917-1918 годы это число превысило шестнадцать процентов, что достаточно много, если учитывать их долю в обшей численности населения, но что отнюдь не выглядит диспропорцией, если исходить из численности городского населения (аналогичной является и проблема революционных питомников, в роли которых выступали гимназии и университеты). К тому же, по общему правилу, различные обшины этнических инородцев, испытывавшие больший или меньший гнет, давали более высокий процент «антиправительственных элементов», чем русские; за первенствовавшими в этом отношении евреями следовали немцы, армяне и грузины. В плане статистики в настоящее время мы располагаем достаточно серьезными и точными данными. Так, американский историк У. Моссе, изучавший этническое и социальное происхождение 264 активистов, чьи имена упоминались в энциклопедическом словаре, опубликованном в СССР до больших чисток, пришел к следующим выводам, которые были им представлены в докладе на конгрессе по истории, состоявшемся в Москве в 1968 году:

«Русские, составлявшие более шестидесяти пяти процентов общей численности населения, дали лишь пятьдесят пять процентов (127 человек из 246) революционеров, перечисленных словарем «Гранат». Соответственно нерусские составляли среди них сорок пять процентов (119 из 246), в то время как их доля в общей численности населения не достигала тридцати пяти процентов. Отдельные цифры для украинцев еще больше усилили бы эту диспропорцию. Наиболее значительную группу меньшинства составляли революционеры еврейского происхождения. Их доля в общем населении была менее четырех процентов, тогда как их доля среди революционеров равнялась 16,6 процента (41 человек). За ними шли революционеры немецкого происхождения (15 человек) – немногим более шести процентов по отношению к 1,6 процента немцев от общей численности населения, Только эти две этнические группы – евреи и немцы, в сумме составлявшие лишь 5,5 процента населения, дали более одной пятой среди революционеров… Доля армян и грузин также была непропорционально велика, но в меньшей степени (…)».
[1] [2] [3] [4]