* * * (1)

Но этот совет не нашел поддержки. В 1684 году Иннокентий XI запретил ссудные кассы, выдающие займы под проценты, не дав при этом евреям права заниматься другими ремеслами, кроме традиционной торговли одеждой и галантереей. Именно это вызвало полнейшее разорение римского гетто в течение ближайших веков. В других итальянских городах последние конторы еврейских заимодавцев исчезли в течение XVIII века.

Распущенность римских нравов при папах эпохи Возрождения оказала благотворное влияние на положение евреев. Как писал Сесил Рот, «система антиеврейских постановлений, разработанных Латеранскими соборами и затем провозглашенных в папских буллах, ни в каких других местах не принималась во внимание так мало или игнорировалась в большей степени». Рим стал городом, где находили убежище евреи, изгнанные из Испании, а также многочисленные марраны. Ибн Верга уверяет, что евреи Рима якобы предложили папе Александру Борджиа тысячу дукатов за то, чтобы он не пускал в Рим этих нежелательных чужестранцев, но в гневе папа наложил на них штраф в две тысячи дукатов, чтобы наказать за отсутствие гостеприимства. Его преемники окружали себя еврейскими врачами и гуманистами, приглашали их к своему столу как знакомых и сотрапезников («In nostrum familiärem, continuum commensalem recipimus», как было сказано в дипломе, выданном папой Климентом VII в 1530 году Исааку Царфати). Вазари сообщает, что по субботам евреи пересекали Тибр, чтобы предаться размышлениям перед статуей Моисея, недавно воздвигнутой Микеланджело…

Если была область церковных уложений, в которой контр-реформация имела немедленные суровые последствия, то это положение евреев в Ватикане. Одной из первых инициатив Игнатия Лойолы во время его длительного пребывания в Риме стало учреждение еврейской миссии и приюта для новообращенных, который первоначально содержался на добровольные пожертвования богатых христиан. Именно из среды первых неофитов вышли классические обвинения Талмуда в то же самое время, когда непримиримый кардинал Караффа, будущий папа Павел IV, возглавил обновленную римскую инквизицию. В 1553 году начались сожжения еврейских книг; в 1554 году обязанность содержания приюта для новообращенных, которых к тому времени насчитывалось более ста, была возложена на евреев, остававшихся верными Закону Моисея. После своего избрания на трон Святого Петра в 1555 году Павел IV провозгласил в своей булле «Cum nimis absurdum», что абсурдно позволять евреям жить в лучших городских кварталах, нанимать христианских слуг и вообще позволять им злоупотреблять христианской добротой. В результате он принял против них суровые меры, прежде всего включавшие их проживание в стенах тесного и нездорового гетто, а также запрет любой коммерции, кроме торговли подержанной одеждой. В основном, эти постановления представляли собой лишь свод канонического законодательства прошлых столетий, нежесткий Павел IV, вопреки практике всех своих предшественников, собирался применять их с буквальной точностью, Все евреи должны были переехать в свое гетто, пала сжег два десятка марранов в своем городе Анконе. «Видя, что он лишь искал повода для их уничтожения, многие решились отречься, и Израиль стал подобен загнанному оленю…» («Долина слез»).

После смерти восьмидесятилетнего Павла IV один из современников воскликнул: «Пусть Господь пошлет нам другого папу, доброжелательного к евреям, который бы залечил наши язвы…» Но каковы бы ни были отныне папы, судьба евреев оказалась предопределена. Пий V изгнал их из всех городов папского государства, за исключением Рима и Анконы; Григорий ХШ ввел «predica coattiva» – обязательное еженедельное посещение проповедей, во время которой невнимательных слушателей наказывали палками; и даже Сикст V, правивший в конце XVI века, который был доброжелательно настроен к евреям и окружал себя еврейскими советниками, почти ничего не изменил в их новом положении.

Важным аспектом этого режима были усилия, направленные на обращение евреев. Помимо «predica coattiva», чье угнетающее воздействие легко представляемо, были приняты и более практические меры: премия в сто экю новообращенным, покровительство над ними иерархов церкви или даже самого папы, обеспечивание безопасности неофитов, которым запрещалось посещать гетто и навещать евреев. Нужно также сказать, что римская инквизиция проявляла известное уважение к тайне свободы выбора, так что иногда она отсылала обратно в гетто детей, которых побочные родственники или другие благонамеренные лица хотели крестить. Наряду с этим, инквизиция иногда сжигала некоторых обращенных, которые возвращались к прежней вере, и даже некоторых монахов, которые собирались обратиться в иудаизм, но это случалось чрезвычайно редко. Короче говоря, за год в среднем обращалось около пятнадцати евреев. В гетто насчитывалось около трех тысяч обитателей, так что подобная пропорция, видимо, не угрожала существованию гетто в качестве примера, но свидетельствовала о тайной привлекательности милосердия и заботы понтификов. Определенное число евреев из провинции, как итальянских, так и иностранных, прибывали в Рим, чтобы там принять крещение, некоторые там и оставались, так что в результате они образовали свой собственный квартал недалеко от гетто. В 1724 году один свидетель, который, без сомнения, сильно преувеличивал, оценивал их число в пять тысяч человек, «проживавших на пяти или шести улочках, которые не были огорожены стеной». Многие видные римские фамилии и целый ряд знаменитых прелатов вышли из этой среды – «благоухающие розы, расцветшие среди колючек этого народа», по принятому в ту эпоху выражению.

В течение более трех веков римские евреи прозябали за стенами гетто; вплоть до 1648 года около пяти десятков семейств могли заниматься ремеслом заимодавца, но Иннокентий XI отозвал их концессии. В результате, этот источник доходов иссяк, а сама община, «университет» евреев, обремененная долгами, в конце концов была объявлена банкротом. В качестве неплатежеспособного должника она попала под непосредственное управление апостольской курии, своего основного кредитора, чьи финансы также оказались в крайне запутанном состоянии. Нищета гетто причиняла папскому правительству много забот. Один из богословов, у которого спросили, что он думает по поводу закрытия ссудных касс, ответил, что по его мнению следовало бы разрешить евреям иметь другие занятия. Он писал: «Пусть им разрешат заниматься другими ремеслами и промыслами, как это происходит во Флоренции и других местах, и что запрещено им здесь законами, принятыми людьми, т. е. произвольными законами, в то время как божественный закон о запрещении ростовщичества – это безусловный закон…»

Но склоняясь перед божественным законом, ни Иннокентий XI, ни его преемники не подумали о том, чтобы отменить человеческие законы, о которых шла речь. Подержанная одежда и старье были единственными разрешенными в гетто занятиями, и стали его главной экономической базой. Еврейские старьевщики с утра до вечера обходили улицы вечного города, испуская свои призывы (аэо!); в гетто портные и швеи чинили одежду и матрасы с общепризнанной сноровкой, после чего приведенные в более или менее приличное состояние эти разнообразные товары возвращались в торговый оборот.

Врач Рамаццини, написавший в 1700 году замечательный трактат о профессиональных болезнях «О средствах от болезней», посвятил специальную главу своей книги болезням гетто. Этот первооткрыватель писал: «Напрасно считается, что зловоние – это природная хроническая черта евреев. Тот запах, который распространяют бедняки из их числа, вызван теснотой их жилищ и бедностью… Их жены и дочери зарабатывают на жизнь с иголкой в руках. Они не умеют ни прясть, ни чесать шерсть, ни ткать, не владеют ни одним из искусств Минервы, кроме шитья. Они столь искусно владеют этим ремеслом, что они шьют куртки из сукна, шелка и любой другой ткани так, что не видно швов. В Риме это искусство называется rinacciare. Они изготавливают для молодых людей одежду из многих кусков, сшитых вместе, и живут этим мастерством. Эта работа требует большого напряжения зрения; еврейки занимаются этим днем и ночью, при слабом свете свечи. Помимо болей, вызванных сидячим образом жизни, у них постепенно ослабевало зрение, так что к сорока годам они становились косоглазыми и близорукими… Мужчины, занятые весь день в своих лавках, или сидят за шитьем, или стоят в ожидании покупателя, чтобы продать свое тряпье. Почти все они худосочны, меланхоличны, безобразны на вид, часто страдают чесоткой…»
[1] [2] [3] [4]