* * *
[1] [2]– Нет, неверно. Испачкавшийся видит чистое лицо другого и думает, что и у
него все е порядке. А тот, кто остался чистым, видит грязное лицо второго и думает,
что с ним произошло то же самое.
– Я все понял! – воскликнул гой. – Я начинаю понимать, что такое Талмуд…
– Нет, ты ничего не понял, – отрезал раввин. – Как по твоему могло случиться, чтобы два человека спустились через одну и ту же трубу, и при этом один испачкался, а другой остался чистым?»).
Нужно ли говорить, что в подобных условиях эрудиция, даже если она была исключительно талмудической, ценилась польскими евреями еще выше, чем их предками в Германии, если такое вообще возможно. Кроме того, это первостепенное значение, отводившееся интеллектуальным ценностям, способствовало сглаживанию огромного социального неравенства, существовавшего в еврейской среде, где, как мы это видели, внутренняя власть автоматически попадала в руки богачей. Разумеется, с другой стороны, традиционная еврейская благотворительность также сглаживала социальные контрасты. Поэтому совершенно справедливо, что для этой эпохи положение польских евреев считалось наиболее завидным во всей диаспоре. Так что даже по правилам одной из распространенных тогда буквенных игр слово Полония (Польша) должно было читаться По-лан-иа («Бог пребывает здесь»).
Легко понять, что в подобной ситуации проблема польского антисемитизма возникла очень рано и в форме, сильно отличающейся от других европейских стран. До сих пор мы имели дело с мифологическим антисемитизмом, представлявшим собой смесь ненависти и религиозного рвения. Проявления этого антисемитизма находились в столь большом несоответствии с его видимыми причинами, что, как мы уже видели, он продолжал действовать даже при отсутствии евреев. Что касается данного случая, то хотя первые враждебные проявления практически могли возникнуть аналогичным образом, еврейское население стало столь многочисленным, а его социальная роль столь велика, что природа конфликта стала совершенно иной.
В Польше еврей был постоянным элементом существования своего соседа: он составлял неотъемлемую часть общественного организма. Польский христианин, будь то шляхтич, крестьянин или горожанин, обращался к еврею, чтобы купить или продать, взять в долг или заплатить налог, отправиться в путешествие или пойти в кабачок. Этот еврей, независимо от того, важный он или ничтожный, богатый или бедный, услужливый или жесткий, представлял собой повсеместную человеческую реальность, под воздействием которой вечная сатанинская маска стала частично исчезать. В результате первоначальный фундаменталистский аспект антисемитизма незаметно ушел на второй план. Но с другой стороны, этот еврей, который отныне стал для христианина частью привычной повседневности, превратился в объект специфических ассоциаций, связанных с некоторыми действиями и проблемами текущей жизни, которые естественным образом входят в общую борьбу за существование. Иными словами, мы теперь имеем дело с такой иудео-христианской враждебностью, с такой напряженностью, которая больше не носит специфического характера, больше не является необычной и вызывающей помутнение разума. Эта враждебность уже не исключает возможность согласия, поскольку по сути дела она в принципе не отличается от других конфликтов и напряженностей, возникающих в истории нашей цивилизации между различными социальными, национальными и религиозными группами. В крайнем случае, те специфически еврейские особенности, о которых мы уже неоднократно упоминали, в частности полное пренебрежение физическими упражнениями и достижениями, оставили свой след. «Тебе это пригодится, как сабля еврею», – гласит польская пословица. В сочетании с их отказом от Христа, эта особенность облегчает закрепление за евреями их традиционной роли страдания и терпения. Что же касается вопроса, становится ли в этих условиях антисемитизм более или, напротив, менее жестоким, то на него тем труднее ответить, что речь идет здесь о несовместимых величинах, поскольку одно и то же слово отражает в этом случае два различных явления. Единственное, что мы можем сделать, это попытаться более подробно рассмотреть по отдельности отношение к евреям различных социальных групп.
Польская знать, сосредоточившая в своих руках основную власть и получавшая главную выгоду из деятельности евреев, была их естественным защитником. Здесь не мог возникнуть никакой конфликт интересов, если только не принимать во внимание некоторых нуждающихся мелких землевладельцев, которые могли соперничать с «придворными евреями» за милости крупного магната. Безусловно, знать относилась к евреям с еще более величественным презрением, чем к остальным классам общества, если такое вообще было возможно. Но в этом презрении не было много злобы. Показательно, что с наступлением эпохи книгопечатания, когда в Польше, как и повсюду в Европе, распространяется обычай обличения евреев, описания их пороков и преступлений б книгах и памфлетах, ни один текст такого рода не вышел из под пера автора, относящегося к знати.
Авторами большей части таких сочинений являлись христианские буржуа. Именно горожане, особенно жители крупных городов, находились в состоянии постоянной войны с евреями, шла ли речь о том, чтобы вытеснить их из коммерции или помешать заниматься ремеслом. По прямому заказу избираемых членов магистрата городской управы Кракова в 1618 году Себастьян Мичинский написал «Зеркало польской короны», где впервые со всеми подробностями разоблачалось богатство евреев, а также способы и приемы их коммерческой деятельности. Разоблачения религиозного характера играют в этом труде лишь второстепенную роль. То же самое можно сказать и о многочисленных сочинениях врача Слежковского, примерно в то же время задавшегося целью разоблачить обманные приемы, которые он приписывал своим еврейским коллегам и конкурентам.
Что же касается духовенства, то оно уделяло основное внимание религиозным обвинениям. В конце XVI века признанным авторитетом в этой области был иезуит Петр Скарга, самый знаменитый польский проповедник всех времен, автор «Жизнеописания святых» (Zywoty Swietych, 1579), книги, которая на протяжении столетий оставалась любимым чтением польского народа. Чудесная биография Симеона Тридентского занимала там достойное место. Сам Скарга в дальнейшем лично принял участие в качестве обвинителя на процессе по поводу осквернения святых даров. У него появились многочисленные подражатели, которые из поколения в поколение вносили свой вклад в подобные дела. Школяры и студенты, ученики иезуитов, были основными организаторами скандалов и столкновений, которые могли перерождаться в погромы, так что у евреев установился обычай выплачивать им ежегодно определенную сумму, чтобы избавиться от систематических притеснений с их стороны.
Что касается народных низов, угнетенных и неграмотных крестьян, то у них не было способов заявить свое мнение и сохранить его в истории, если только не считать за таковое те многочисленные пословицы и поговорки, которые служат традиционным источником народной мудрости. Некоторые из их числа представляются достаточно двусмысленными. Например: «Нам, крестьянам, всегда плохо: мы должны кормить сеньора, священника и еврея»; «Что крестьянин заработает, сеньор потратит, а еврей на этом наживется»; «Еврей, немец, а с ними дьявол – сыновья одной матери». Если судить по этим изречениям, народ смешивал всех эксплуататоров в одну кучу.