Лютер

Иногда кажется, что слышен крик, который исходит из самых глубин его измученной души:

«Я не могу понять это иначе, чем предположив, что они превратили Бога в дьявола или, скорее, в слугу дьявола, творящего все то зло, которого хочет дьявол, развращая несчастные души и буйствуя против самого себя! Короче говоря, евреи, взятые вместе, хуже, чем дьяволы, взятые вместе. О Боже, мой возлюбленный Отец и Создатель, прояви ко мне милосердие, когда я вопреки своему желанию вынужден употреблять столь позорные слова о Твоем божественном и вечном Величии, против Твоих проклятых врагов, дьяволов и евреев. Ты знаешь, что я делаю это исключительно из-за рвения моей веры и ради чести Твоего Величия; ведь для меня это дело всего моего сердца и всей моей жизни…»

Таковы были пропасти, в которые позволял себе опускаться Лютер. У него скотология, возмущавшая даже его ближайших соратников (Это хорошо видно из переписки между Буллингером и Мартином Бутцером: «Если бы знаменитый герой Капнион (Рейхлин) воскрес, он сказал бы, что дух (инквизиторов) Тюнгерна, Хохштратена и Пфефферкорна воплотился в Лютере». Это писал первый из упомянутых корреспондентов. Даже верный Меланхтон в письме к проповеднику Осиандеру допускал его неодобрение в будущем. Что же касается швейцарских протестантов, они весьма жестко заявили, что «даже если бы памфлет «Шем Гамефораш» был написан пастором свиней, а не знаменитым пастором душ, его невозможно было бы оправдать».), соседствовала с подлинным религиозным страхом. Он заключает этот свой труд, провозглашая:

«Здесь я останавливаюсь, я больше не хочу иметь никаких дел с евреями и писать о них или против них. С них достаточно. Если среди них есть кто-то, кто хочет обратиться, пусть Бог дарует ему свое милосердие…».

Пустое обещание! Многочисленные письма свидетельствуют о его усилиях изгнать евреев или отнять у них их привилегии. Ему удалось это в Саксонии, Бранденбурге и Силезии. «Поистине, он сделал нашу жизнь крайне опасной!» – заметил в эту эпоху Йосель из Росгейма в своих мемуарах. И даже его последняя проповедь в Эйслебене, его родном городе, за четыре дня до смерти (18 февраля 1546 года) целиком посвящена ожесточению евреев, которых необходимо срочно изгнать изо всех немецких земель…

Было бы легко комментировать эти крайности в свете того, что известно о Лютере в старости, о его разочаровании и внутренней борьбе, о его видениях, когда ему везде мерещился дьявол, и о его навязчивой идее о конце света. Подобные сопоставления, которыми мы уже многократно занимались в связи с другими пророками, нигде не являются более уместными, чем в этом случае. В связи с его словесной невоздержанностью возникают также и соображения из области психопатологии, которые отнюдь не являются совершенно неуместными. Реформатор был человеком, склонным к богохульным речам, у которого однажды вырвалась фраза, что «в некоторые моменты и в результате некоторых соблазнов он уже не понимал, где Бог и где дьявол, и что он даже доходил до того, что спрашивал себя, не является ли дьявол Богом!» Он также был человеком, иногда считавшим Бога бесконечно глупым (sultissimus), a христианскую религию самой странной из всех. Однажды он заявил, что по всей вероятности Христос должен был совершить прелюбодеяние, а в другой раз провозгласил отмену Десяти Заповедей. Можно объяснять это психической неуравновешенностью гения и искать у него удивительные фрейдистские предвосхищения. Известно также, что да адресу пап, самых главных своих врагов, он употреблял гораздо более грубые и неприличные выражения, чем все, что он говорил о евреях. Все это так, и подобные резкие выходки, подобные искушения, подобные взрывы агрессивности, как мы уже видели, естественным образом сочетаются с ненавистью к избранному народу. Но этот наш герой слишком разнообразен, слишком сложен, и он оставил слишком глубокий след в истории своей страны и всей нашей цивилизации, чтобы мы могли ограничиться в этом случае подобной слишком упрощенной интерпретацией только в одном измерении, ограниченном планом индивидуальной психологии.

Прежде всего, как мы уже говорили, Лютер не всегда был врагом евреев. В разгар своей деятельности, в ту героическую эпоху, когда восставший монах, увлекаемый и оправдываемый своей верой, вызывающе вел себя с папой и императором и на какое-то время достиг головокружительных высот абсолютной свободы, он испытывал по отношению к евреям совсем другие чувства, о чем уже упоминалось выше. Похоже, что в течение некоторого времени он надеялся привлечь на свою сторону и обратить библейский народ. Эта надежда побудила его опубликовать в 1523 году памфлет под показательным названием «Иисус Христос родился евреем» («Das Jesus Christus ein geborener Jude sei»). Речь идет о миссионерском послании, предназначенном для того, чтобы доказать евреям, что Христос был действительно настоящим Мессией, с помощью толкования различных стихов из разных библейских книг от Бытия до Даниила. Для большей убедительности привлекались объяснения смысла рассеяния и рабства евреев. Автор жалеет евреев и осуждает их врагов; «Наши дураки, паписты и епископы, софисты и монахи обращались с евреями таким образом, что любой добрый христианин должен был бы захотеть стать евреем. Если бы я был евреем, я бы предпочел стать свиньей, чем христианином, видя как эти простофили, эти навьюченные ослы применяют и распространяют христианскую веру. Они обращались с евреями так, как будто они были собаками, а не людьми; они только преследовали их. Евреи – это кровные родственники, братья и двоюродные братья Господа нашего: если можно хвалиться своей кровью и плотью, то они в гораздо большей степени принадлежат Иисусу Христу, чем мы. Итак, я прошу моих дорогих папистов относиться ко мне как к еврею, когда им надоест относиться ко мне как к еретику…

Поэтому я советую быть с ними предупредительными: пока мы прибегаем ко лжи и насилию по отношению к ним и обвиняем их в использовании христианской крови, чтобы перебить свой дурной запах, и не знаю, в каком еще вздоре, не даем им возможности жить и работать среди нас в нашем сообществе, вынуждаем их заниматься ростовщичеством, – как же они смогут прийти к нам? Если мы хотим им помочь, то мы должны относиться к ним по правилам христианской любви, а не по папистскому закону. Мы должны по-дружески их принимать, позволить им жить и работать вместе с нами, и тогда они сердцем будут с нами…»

Попытаемся понять это абсолютное перерождение Лютера между 1523 и 1543 годами. Прежде всего необходимо отметить, что его пропаганда не имела у евреев большого успеха: хотя у него было несколько диспутов с ними (Следует особо выделить решающие дни во время сейма в Вормсе, когда два еврея нанесли ему визит. Похоже, что надежды, которые породил в нем этот визит, и побудили Лютера написать памфлет «Иисус родился евреем».), мало было тех, кто «пришел к нему» и принял крещение, к тому же, по всей видимости, большинство их в дальнейшем отреклось. В 1532 году он однажды пошутил: «Если я найду еврея, желающего креститься, я отведу его на мост через Эльбу, повешу ему на шею камень и столкну в воду, одновременно крестя его во имя Авраама! Эти канальи смеются над нами и над нашей религией!»

А когда пять лет спустя неутомимый Йосель из Росгейма попробовал добиться его вмешательства по поводу изгнания евреев из Саксонии, Лютер отказался его принять и написал ему в письме о своем разочаровании. По существу дела он сообщил, что его сердце по-прежнему преисполнено добрыми чувствами к евреям, но доброта должна способствовать их обращению, а не ожесточать в их заблуждениях. Через некоторое время Лютер получил тревожные вести из Богемии. По наущению евреев сторонники Реформы обращались там в иудаизм, праздновали субботу, а некоторые даже сделали себе обрезание. Похоже, что эти новости сильно его взволновали: с этого времени в своих беседах он все чаще возвращается к евреям. «Надеюсь, что я никогда не окажусь настолько глуп, чтобы сделать себе обрезание, – воскликнул он однажды, – Уж лучше отрезать левую грудь моей Катарине и всем женщинам!»

Он составляет послание «Письмо доктора Мартина Лютера против саббатианцев», где он полемизирует с еврейским законом. 31 декабря 1539 года он объявляет своим друзьям: «Я не могу обратить евреев, нашему Господу Иисусу Христу это не удалось. Но я могу заткнуть им рот, так что им не останется ничего другого, как пребывать распростертыми на земле». Как мы уже видели, тремя годами позже он начал приводить свой план в исполнение.

Таковы были последовательные этапы полного поворота в его мнении. Разумеется, евреи сильно обманули ожидания Лютера. Но было здесь и другое – за эти годы он сам сильно изменился.

Между 1521 и 1543 годами пролегла та пропасть, которая отделяет мечту от реальности. За это время произошла война рыцарей, были кровавые крестьянские восстания, возникали бесчисленные секты и ереси, которые подавлялись огнем и мечом с его открытого одобрения. Собственный успех заставил его оценить меру человеческого несовершенства и его личной политической ответственности. Вынужденный сделать выбор, он предпочел сильных мира сего, властителей, поскольку от них зависело будущее Реформы. Так оказалось запятнанным его учение: вся кровь, пролитая его именем, все совершенные преступления, он оказался вынужденным принять их, хотел он этого или нет. («Ты не признаешь крестьян, но они тебя признают!» – написал ему Эразм.)

Вследствие всего этого, происходит эволюция некоторых его взглядов: внутренней свободе он противопоставляет непоколебимый порядок вещей, установленный в мире Богом. Долг послушания выходит на первый план, христианин должен быть покорным и преданным подданным. Таким образом, в результате неизбежного диалектического оборота учение об абсолютной свободе приводит ко всеобщему порабощению. Архангел бунта превращается в озлобленного и деспотичного буржуа, отлученного от церкви, изгнанного из Империи и запертого на маленькой территории, правитель которой взял его под защиту…

В этих условиях можно прийти к выводу, что неудача, постигшая его среди евреев, воспринималась Лютером так мучительно, что отказ от него народа Господа стал как бы символом бесчисленных неудач и разочарований, омрачавших последние годы его жизни, которые он приписывал непосредственному вмешательству дьявола – и евреев. Не считал ли он их виновными (даже если это и говорилось в шутку) в своей простуде, которая унесла его жизнь за три недели в 1546 году. Дьявол мог мучить его лишь в мыслях. Евреи были живыми козлами отпущения, вполне в пределах его досягаемости.
[1] [2] [3]