VI. ЭПОХА ГЕТТО. (ФОРСИРОВАННЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ)
[1] [2]Пфефферкорн пользовался поддержкой кельнских доминиканцев, ведущую роль которых в охоте на ведьм и демономании мы видели. В том, что касалось проклятого народа евреев, программа этого миссионера и его покровителей ограничивалась тремя пунктами: запрещение ростовщичества, обязательное присутствие на христианских проповедях, запрещение еврейских книг. В категорических выражениях в «Зеркале евреев» выражался протест против обвинений в ритуальных убийствах и против кровавых преследований, жертвами которых были евреи. В то же самое время Пфефферкорн добился приема у императора Максимилиана и получил от него мандат на то, чтобы приступить к повсеместной конфискации и уничтожению талмудической литературы. Он немедленно приступил к делу в городе Франкфурте. Местные евреи обратились с апелляцией к своему непосредственному сюзерену, архиепископу Майнца, и добились от него санкции на повторное рассмотрение вопроса о справедливости обвинения в богохульном характере Талмуда специальной комиссией знатоков. Один из них, знаменитый Йоханнес Рейхлин, первый и в течение какого-то времени единственный гебраист Германии, энергично взялся за защиту почитаемых писаний, утверждая даже, что при внимательном изучении в Талмуде и особенно в Каббале можно найти поразительное подтверждение христианства.
Последовал обмен яростными пасквилями между обоими лагерями: «Ручное зеркало», «Зеркало огня» и «Набат» Пфефферкорна; «Зеркало глаз» Рейхлина и «Письма темных людей». В конце концов дело дошло до папы, долго колебавшегося, прежде чем вынести свое решение, которое в результате оказалось весьма уклончивым. Между тем все образованные люди, какие только имелись в Европе, заняли позиции за или против Рейхлина, получившего одобрение Эразма и всех гуманистов, осужденного многочисленными университетами и прежде всего университетом Парижа.
Именно так возникла великая всеобщая дискуссия о праве на свободу мнения и свободу исследования, которая продолжалась на протяжении десяти лет, предвещая в религиозном плане всевозможные реформы, а за пределами религии – новый научный дух. В этом смысле роль Рейхлина невозможно переоценить, тем более, что он практически выиграл дело. Но имелся по крайней мере один вопрос, по которому оба противоборствующих лагеря были согласны: и те, и другие были искренне настроены враждебно к евреям с тем только различием, что гуманисты, объявившие себя защитниками еврейских книг, тем яростнее нападали на еврея Пфефферкорна и всех его соплеменников независимо от того, были ли они крещены или нет. В то же время доминиканские инквизиторы и их союзники, обрекая книги на сожжение, проявляли гораздо больше христианского милосердия к последователям этих книг.
Рейхлин первым начал выступать против «крещеного еврея Пфефферкорна, который с легким сердцем занялся вероломной местью, соответствующей духовной сути его еврейских предков». Мы уже видели ранее, какую антиеврейскую полемику он вел. Один из его ведущих сторонников, Ульрих фон Гуттен, основной автор «Писем темных людей», проявил еще большую непримиримость. Он особенно радовался тому, что Пфефферкорн не был немцем. «Германия не могла породить подобное чудовище: его родителями были евреи, и он остается им, даже если он и погрузил свою недостойную плоть в крещение Христово». Что же касается достопочтенного Эразма, то он едва ли был меньшим расистом (если употреблять нашу современную терминологию): «Пфефферкорн проявляет свою истинную еврейскую суть, – писал он своим друзьям. – Он проявил себя вполне достойным своего племени. Его предки обрушились на одного Христа, а он выступил против стольких замечательных и знаменитых людей. Он не мог оказать больших услуг своим соплеменникам, чем когда предал христиан, лицемерно притворившись обращенным в христианство…» «Этот полу-еврей нанес христианству больший ущерб, чем все евреи, вместе взятые».
Доминиканцы и их сторонники, все те, кого обычно объединяют общим именем «обскурантисты», с их верой в полное искупление через крещение в сравнении со всем этим кажутся наиболее милосердными…
Самыми редкими были в эту эпоху те авторы, которые открыто вставали на сторону евреев. В молодости Лютер был одним из них, с тем результатом, что на склоне своих дней он питал к ним еще более испепеляющую ненависть. Необходимо более подробно задержаться на фигуре этого великого реформатора, чтобы более четко обрисовать первую и самую важную створку инфернального триптиха: религия, деньги и раса.