280 (1)

В этом плане привлекают внимание два обстоятельства. П. Пирлинг, анализируя переписку Лжедмитрия, отмечает, что «царевич», чрезвычайно словоохотливый, рассказывая о татарах и казаках, становится исключительно сдержанным, когда заходит речь о сношениях с русскими. По мнению историка, это может означать, что существовала связь между Лжедмитрием и группой бояр. Единственный документ, который подтверждает эту гипотезу - донесение грека Петра Аркудия, путешествовавшего по Польше, папе Павлу V196.

Несравненно важнее другое обстоятельство. План Лжедмитрия, великолепно удавшийся, вовлек в орбиту московской политики Украину и ее население, прежде всего казаков. Вместе с Лжедмитрием украинцы придут в Москву, но тем самым, хотя для современников это еще не было ясно, Москва пришла на Украину. Поскольку значительная часть украинских земель входила в состав Речи Посполитой, польско-литовско-русские отношения переплелись, как никогда раньше.

1 мая 1604 г., еще будучи в Самборе, самозванец одобряет документ, в котором он титулуется: «славнейший и непобедимый Дмитрий Иванович, император Великой Руси…». Век спустя Петр I примет титул императора, включив в состав Русского государства почти все территории, которые пошли против Москвы по призыву самозванца.

1 апреля 1605 г. скоропостижно скончался царь Борис. Внезапная смерть в 53 года породила слухи об отравлении, о самоубийстве. Готовя поход, Лжедмитрии предвидел смерть царя: в письмах он высказывал лишь опасение, что она произойдет слишком быстро, до того как он приготовится. Еще до смерти Борис назначил 16-летнего сына Федора соправителем, и перемена на троне произошла без осложнений. Всеобщее недовольство Борисом распространялось и на его сына. Он оказался совершенно один, поддерживаемый только родным кланом.

Единственной надеждой Федора был популярнейший в то время русский воевода Петр Басманов, внук Алексея, одного из первых опричников, и сын Федора, любимца Ивана Грозного. Отправленный командовать армией, которая стояла под Кромами, готовясь дать решительное сражение самозванцу, Петр Басманов привел свое войско к присяге царю Федору. Текст присяги показался солдатам двусмысленным, не осуждавшим безоговорочно Лжедмитрия. Сомнения Петра Басманова носили другой характер: мать Федора, царица Мария, была дочерью

196 Там же. С. 198-199.

[285/286]

Малюты Скуратова. Царь был внуком Малюты. Возможно, воевода понял, что у «царевича» больше шансов на победу, чем у царя.

Под Кромами возникает боярский заговор против Федора. Заговорщики устанавливают связь с лагерем самозванца. Единственный источник, рапорт Петра Аркудия, приводит условия, на которых заговорщики согласились признать «царевича» истинным Дмитрием, сыном Ивана Грозного: православная вера остается нерушимой; самодержавная власть сохраняется такой же, какой была при Иване IV; царь не будет жаловать боярского чина иноземцам и назначать их в Боярскую думу, но волен брать иноземцев на службу ко двору и даст им право приобретать землю и другую собственность в Русском государстве; принятые на службу иностранцы могут строить на русской земле костелы.

Если считать это соглашение подлинным (позднейшие события позволяют это делать), то следует заключить, что Лжедмитрий не настаивал (как он обещал в Самборе) на особых привилегиях для католической церкви в Москве. Это можно рассматривать как тактический ход, претендент хотел приобрести поддержку заговорщиков. Однако и позднее Дмитрий ведет себя самостоятельно, отнюдь не как кукла в руках иезуитов.

Петр Басманов перешел на сторону заговорщиков и, как рассказывает свидетель, духовник самозванца Анджей Лавицкий провозгласил «царевича» законным наследником престола и истинным потомком русских царей, а затем поцеловал крест в знак верности. Армия под Кромами развалилась, одни бежали в Москву, другие присоединились к «Дмитрию».

Есть множество определений Смутного времени. Его можно назвать также эпохой предательств. Измена присяге, крестному целованию, не говоря уже о данном слове, становится обычным делом, хлебом насущным. Эпоха полна поразительных примеров многократных измен, перебежек из одного лагеря в другой. Это касается прежде всего лиц известных, о них пишут свидетели событий. Но легко и быстро меняет свою привязанность простои люд, совершенно потерявшийся среди претендентов, самозванцев, подлинных и лжецарей.

Петр Басманов, изменивший Федору и переметнувшийся к «Дмитрию», был наиболее благородным среди «перевертышей». Присягнув «сыну Грозного», остался ему верен и умер, защищая царя, убитый Михаилом Татищевым, которого он незадолго до переворота спас от гнева «Дмитрия». Князь Василий Голицин, один из воевод, командовавших армией под Кромами, перешел на сторону «Дмитрия» вместе с Басмановым. Посланный в

[286/287]

Москву от имени нового царя, он присутствовал при удушении царя Федора. Предав «Дмитрия», он участвовал в заговоре, организованном Василием Шуйским. Назначенный воеводой в армию, которая была послана против второго самозванца, В. Голицин предает Шуйского и переходит на службу к полякам, с которыми затем также ссорится. Не менее красочным был список измен князя-воеводы Михаила Салтыкова. Моделью «перевертыша» был Василий Шуйский, о котором речь будет ниже.

После распада армии под Кромами, самозванец медленно движется к Москве, принимая спешащих к нему на поклон бояр, посылая в столицу послов с грамотами от имени законного наследника, призывающего свергнуть сына Годунова.

30 июня 1605 г. самозванец торжественно въехал в Москву. В октябре 1604 г. Лжедмитрий с горсткой наемников пересек границу Московского государства - менее года спустя он вступил в Кремль, сопровождаемый высшей знатью и восторженным народом. Трон был свободен. Возбужденные грамотами «царевича» и его посланниками, москвичи бросились на царский дворец, арестовали царя и его мать (потом убили), растерзали родню Годунова. Летопись отмечает, что были разбиты погреба с хмельными напитками и спокойствие в городе наступило только после того, как все были мертвецки пьяны.

Непреклонным противником Лжедмитрия был патриарх Иов, клеймивший претендента, как пособника «жидов, латинян и лютеран». В числе первых актов «Дмитрия» были лишение Иова сана и ссылка в монастырь. Во главе русской церкви новый царь поставил архиепископа рязанского грека Ипатия, первым из иерархов признавшим «Дмитрия Ивановича». До приезда на Русь в поисках счастья Ипатий был епископом эриссонским (близ Афона). Легкий, веселый, знавший Запад и гораздо более терпимый, чем Иов, новый патриарх как нельзя лучше соответствовал нраву Лжедмитрия.

18 июля в Москву прибыла царица Мария, после пострижения инокиня Марфа. Она признала в самозванце своего сына Дмитрия. Трогательная встреча на глазах народа, когда мать и сын рыдали, обнявши друг друга, рассеяли все сомнения. 30 июля патриарх Ипатий венчал царским венцом в Успенском соборе нового царя. Это был апофеоз самой удивительной в русской истории авантюры.

Правоведы и богословы могут спорить о значении миропомазания, о значении святого елея. «Дмитрий» стал царем более законным, чем Борис Годунов, ибо в представлении народа и всех собравшихся в Успенском соборе, он был наследником

[287/288]

Ивана IV, продолжателем династии Рюриковичей. Перед лицом Бога и людей «Дмитрий» стал законным царем.

Заговор против царя Дмитрия возник еще до коронования, едва самозванец торжественно вступил в Москву. Он был быстро раскрыт и по обвинению в распространении слухов, что царь - это монах-расстрига Гришка Отрепьев, в подготовке покушения на Дмитрия и многих других преступлениях были арестованы Василий Шуйский, его братья и многочисленные сторонники. Для суда над великим боярином Шуйским и его сообщниками был созван собор, Боярская дума и представители других сословий. Обвинителем выступил сам Дмитрий, ссылавшийся на изменническую традицию Шуйских, издавна интриговавших против московской династии. Царь напомнил, что Иван Грозный семь раз приказывал казнить Шуйских, а Федор Иванович казнил дядю Василия Шуйского. Князь Василий признался во всех преступлениях, покаялся и просил снисхождения. Приговоренный к смертной казни, он был помилован в последнюю минуту, перед плахой.
[1] [2] [3] [4]