Баллада о двадцати восьми
[1] [2]"О ветер, пробейся сквозь пламя и гул.
Посланцем ступай и Кремлю доложи:
Мы телом своим отстоим рубежи
В неравном бою, в огневом колесе -
На вздыбленном Волоколамском шоссе".
5
Россия, созревшая в гневе боев,
От края до края раздался твой зов,
Дружины ветров на врага обрати,
Встречай его бурей на каждом пути.
В отвагу и мощь, как в доспех броневой,
Сынов облачи для страды боевой.
Буди в поднебесье вершины хребтов,
Огнем заколдуй беспределье снегов,
Прикличь сребробронные стужи зимы,
Кровавое выжги отродье чумы.
Винтовки -- на взводе, надежна рука,
И -- свист молодецкий летит с большака.
Гвардейцы! Гранатами крой по врагу.
Удар громовой. Ослепительный гул.
И -- дыбом просторы, и даль -- ходуном,
И танк -- исступленным захлестнут огнем.
В смятенье ноздрями поводит другой,
С распоротой и обожженной броней.
И словно над бездной, в испуге, слепой,
Сожженные лапы подняв пред собой,
Со скрежетом третий, минуя откос,
Бокастое тулово тяжко занес.
С налета в затылок четвертому лбом
И замер, застыл в онеменье тупом.
Снега голубые в кровавой росе
На вздыбленном Волоколамском шоссе,
Над люком стрелок запрокинулся, нем,
Слетает подшибленным вороном шлем,
Рука протянулась в простор пустырей:
В Москву! На парад! Ну ступай, поскорей!
О русских санях бредил ты наяву.
И по первопутку собрался в Москву.
Чего ты закутался в бабий платок?
Что ежишься ты? Иль на стуже продрог?
Раздумье взяло? Не по вкусу свинец?
Иль русской зимой зачарован, мертвец?
Крылатая ненависть, пламенный гнев:
"Без спросу пришел ты сюда, обнаглев".
Израненных танков неистовый гуд...
Они потрохами стальными блюют...
Вот втянут четвертый в огня коловерть,
Вот пятого к счету прибавила смерть.
"Попотчевать пойлом собачьих сынов!" -
Чеканит приказ, непреклонно суров.
Бутылку с горючим -- по танкам взахлест,
Метнулись они, как жар-птицы из гнезд.
И, стиснут объятием огненных крыл,
Десяток чудовищ в тоске завопил.
Обвитые дымной волной огневой,
Они громоздятся под грохот и вой,
Как буйволы черные в лаве огня,
Сплетаются, корчась, надрывно стеня,
И прочно к себе их большак пригвоздил:
Колдобины -- спереди, ров -- позади.
Свинцовый летит над гвардейцами град.
Их руки от ран и натуги горят,
Шинели напитаны кровью густой,
Лежат уже трое, обнявшись с землей, -
Но в сердце по-прежнему бодрость крепка:
Оружие верно, надежна рука.
6
Москва -- в изголовье, Москва -- под ружьем,
И край, что не дремлет ни ночью, ни днем,
Что рядом, в траншее, под градом свинца,
Отвагу и силу вселяет в сердца...
Багрово от крови снегов полотно,-
Еще два гвардейца насмерть сражено.
В равнине, где бурных ветров перебег,
С оружьем в руках повалились на снег,
Легли, прислонясь голова к голове,
Телами заставив дорогу к Москве.
И грозен гвардейцев редеющий строй
Под градом свинцовым, под хлесткой
Не дрогнуть, не сдать в исступленном бою.
Уже восемнадцать осталось в строю.
У каждого кровью набухла шинель,
Не слышат, как шалая свищет шрапнель;
Пред ними четырнадцать мертвых громад -
Четырнадцать танков в обломках лежат.
На смену подбитым лавиной идут
Четыре десятка под скрежет и гуд,
Гранаты уже на исходе -- и вот
Товарищ товарищу передает:
"Гвардейцы! Ударил решительный час:
Три танка принять должен каждый из нас!"
Траншею покинув, навстречу врагу
Выходят они, залегают в снегу.
Гранаты на взводе! Не станет гранат -
Телами дорогу они заградят.
"За родину! Нам умирать череда, -
Давайте простимся, друзья, навсегда".
На миг боевая притихла гроза...
К далекой Москве устремились глаза,
Крутой молодой оглядели снежок, -
И губы коснулись обветренных щек.
Прощанье героев услышала высь,
И в крепком пожатье ладони слились.
На каждого жребий отечества лег;
"Ты будешь нетронут, родимый порог".
И двинулись цепью они напрямик, -
Вплотную последний приблизился миг:
"Россия, запомни гвардейцев семью,
Вот их уже восемь осталось в строю".
Пред яростным пламенем, бьющим взахлест,
Гвардейцы во весь поднимаются рост,
Фалангою сказочных богатырей
Идут по сугробам среди пустырей,
Шинели -- крылами в ветрах огневых,
Теперь раскрошатся и горы о них.
Пылают их каски. В снегу сапоги.
И непобедимо тверды их шаги,-
И смерти да будет известно о том,
Что сердцу отчизны здесь каждый -- щитом,
Что не опрокинуть лавине стальной
Веками сращенных с землею родной.
7
На травах каких, на былинке какой
Роса не сверкнет потаенной слезой?
Булыжник каких безыменных краев
Не дрогнет, откликнувшись эхом боев?
Леса не взметнутся ль, трубя в небосвод,-
По дюжине танков на каждого прет.
Но помнит гвардеец присягу свою,
Он, с дюжиной целой сцепляясь в бою,
Последним усильем железо грызет.
"Кто мощь твою мерой измерил, народ?"
"Кто благословение взвесил твое?"
"Гвардейцы! К Москве не прорвется зверье!"
Рукою израненной, тверд и упрям,
Там путь заслоняет гвардеец врагам,
Родимую землю, одетую в дым,
Уже преграждает он телом своим.
Но только лишь трое осталось из всех,
Идут с ними ветер, и время, и снег.
Грядущее с ними в огне кольцевом,
На Волоколамском шоссе грозовом.
И нимбом бессмертья над их головой
Последний, гремя, разгорается бой,
Взывает к ним кровью залитый простор,-
Вот рухнули двое, сраженных в упор.
На снег молодой, обессилев, легли,
И скорбь припадает к морщинам земли:
"Пускай все живое напомнит о нас,
Цветенье пусть будет сказаньем о нас".
Остался один на меже огневой,
С врагами один принимает он бой.
Один -- устремленный к ораве стальной
Сквозь пламя и дым над дорогой родной,
Один -- против тьмы без мерил и числа.
Как мать, причитая, его обняла
Бескрайная ночь -- меж равнин и высот,-
Но неотвратимо на смерть он идет.
Мигает звезда, как маяк, впереди.
Шагает он, руки скрестив на груди,
Шагает -- могучий, сквозь снег и сквозь лед.
Вонзается пуля в него, -- он идет,
Вторая впивается, третьей -- полет.
Но он на врага неуклонно идет.
Земля здесь его. И дорога и наст,
Он их никогда никому не отдаст.
И кажется здесь он шагает давно
Сквозь зарево зорь, что от крови красно,
Здесь маршем идет сквозь мороз и метель
Он с года Двенадцатого -- и досель...
Идет он -- один против бури стальной,
И, словно с поклоном отчизне родной,
На землю он падает, стон затая,
И вот они -- все боевые друзья...
Сигнал: "В наступленье",-- рокочет трубой:
"На запад, вперед!" -- продолжается бой.
О родина-мать! Ты для яростных сеч
Вручила гвардейцам прославленный меч,
И дети твои, уходившие в бои,
Прощались, но не разлучились с тобой.
В обнимку с землей полегли они все
На сумрачном Волоколамском шоссе.