Афанасьевич. На развалинах третьего рейха, или маятник войны (21)

[1] [2] [3] [4]

В годы войны молодой член правления "Дойче банк" Абс тайно встречался в Швейцарии с финансистами США, чтобы договориться о судьбе американских кредитов, предоставленных Германии Уолл-стритом в 30-е годы. Как только замолкли пушки, контакт возобновился. После войны он, правда, попал на три месяца в тюрьму, но его выпустили. Об этом позаботились американские финансисты, прежде всего американский генерал Дрейпер из военной администрации и влиятельный администратор "плана Маршалла" Поль Гофман. В узком кругу банкир как-то жаловался, что население не будет защищать систему, "в которой участвует горстка или тысяча лиц". Вот почему, по мнению Абса, так ценна теория "народного капитализма". Господа мечтали вслух о военном антисоветском блоке, о "распаде восточного блока" вследствие "внутренних разногласий", о возвращении к временам великогерманского рейха.

Кто-то сказал, что вспоминать - это большое искусство. Надо добавить: и очень нужное и полезное. Жаль ведь оставлять нетронутым в закоулках памяти все то, что когда-то сам видел и прочувствовал. И сегодня в памяти живы картины жизни страны, невероятно многоликой и вместе с тем удивительно однотипной. С одной стороны, великое наследие веков, борьба с раздробленностью и изоляцией, в том числе и самоизоляцией и провинциализмом, породившими однако, удивительную самобытность различных земель в говоре, костюмах, архитектуре крестьянских домов и боярских теремов, психологии и характере людей, даже во внешнем типе. А с другой стороны - прогресс материальной цивилизации, который, словно паровой каток, выравнивает и сглаживает все, что возвышается над уровнем стандарта.

Научно-техническая революция подхлестывает марш страны в будущее. Там, где по коридору из тополей и лип пролегали старые живописные дороги, проложены автострады в шесть полос и еще одной на подъемах - для тяжелых грузовиков. Островерхие старинные дома с мансардами пятятся перед многоэтажными колоссами. Маленькие лавки, хозяева которых были в курсе семейных дел и здоровья каждого покупателя в своем квартале, разоряются под натиском огромных универмагов и универсамов, которые завлекают покупателей броской рекламой, кондиционерами, светлыми и просторными торговыми залами, стандартными ценами.

Меняются модели автомобилей - каждые два-три года на рынке появляется новое лакированно-хромированное изделие в десятки лошадиных сил и с новой неизменно возросшей ценой. Меняются моды-фасоны обуви, одежды, причесок. Темп и стандарт формируют облик общества. Но куда медленнее происходят перемены в мышлении, взглядах, настроениях. За последние годы возродились города, разрушенные в войну до основания. Не один раз менялось оборудование заводов и фабрик, даже появился, как утверждают некоторые специалисты, физически новый тип западногерманского гражданина. Но факт остается фактом: политическое мышление огромной массы населения топталось долгие годы в кругу стандартных представлений, примитивных предрассудков...

Некоторые наши ретивые пропагандисты думали, писали, что возврата к прежнему не будет. А ведь всем нам нужно не верить на слово, а знать, как развиваются процессы бытия. В конце концов, у всех у нас собственный опыт, опыт старших поколений. Но нам на это чаще всего наплевать. Вот и снова живем иллюзиями, а жаль. Пора, пора жить своим умом, своим опытом.

Я продолжал работать военным переводчиком: находился длительное время в командировках на демаркационной линии, встречался со многими интересными людьми разных национальностей, допрашивал нарушителей "границы". Среди этих людей было много бывших фронтовиков, принимавших участие в боевых действиях на различных театрах военных действий. Они рассказывали мне разные истории, я обычно говорил моим собеседникам: то, что было уже не вернешь, теперь это уже история, но нужно сделать все, что от нас зависит, чтобы тот ужас не пришлось переживать нашим детям и внукам. Немцы обычно соглашались с моим мнением и рассказывали то, что, им казалось, будет интересно и мне.

Запомнились рассказы немецких летчиков-бомбардировщиков, которые совершали налеты на Москву. Они говорили, что противовоздушная оборона нашей столицы была организована лучше, чем англичанами Лондона. Конечно, моим начальникам, которым я переводил эти слова, было приятно слышать такую оценку, но иногда закрадывалось сомнение: а не льстят ли нам немцы? И вот спустя много лет я прочел выпущенную в 1964 году издательством "Прогресс" книгу поляка Ежи Климковского "Я был адъютантом генерала Андерса". Климковского никак нельзя заподозрить в симпатиях к нашей стране, а тем более к тогдашнему руководству, ибо он находился в подземной тюрьме на Лубянке. До этого он лично пережил бомбардировки Варшавы, затем ураганные атаки пикирующих бомбардировщиков на дорогах Франции и налеты на Лондон.

И вот его свидетельство о ПВО Москвы 1941 года: "...Уже полтора месяца велись тяжелые бои между Германией и Советским Союзом. Еще находясь в тюрьме, мы каждый день слышали мощную канонаду зенитной артиллерии, которая потрясала стены домов столицы СССР. Идя по улицам, я с любопытством разыскивал следы неприятельских налетов. Однако нигде не обнаружил разрушений. Я нашел объяснение этому спустя некоторое время. Через несколько недель я смог убедиться, что противовоздушная оборона Москвы действительно была замечательной. Наблюдения показали, что всяческие попытки налетов на Москву отражались далеко от столицы. Москва была единственной из столиц, успешно боровшихся с немецкой авиацией. Лишь иногда одиночным самолетам удавалось добраться до окраин города и уж совсем редко - до центра Москвы, причем они не причиняли при этом каких-либо серьезных повреждений. Даже в отдельных случаях, когда бомба падала в центр города и производила некоторый беспорядок, следы заделывались искусно и быстро, а развалины убирались немедленно.

Помню, как однажды, проходя мимо памятника Тимирязеву, увидел около разрушенного дома его бюст, отброшенный от цоколя на несколько метров. Каково же было мое удивление, когда на следующий день на этом месте я не увидел следов разрушения. Памятник Тимирязеву стоял на цоколе, а от разрушенного дома не осталось и следа: просто чисто подметенная площадь".

Вспоминал я естественно и свои эпизоды боевой работы, ибо для нас, фронтовиков, война остается в памяти на всю оставшуюся жизнь.

...Все ближе день отправки на фронт. К сентябрю 1943 года летчики нашего полка овладели техникой пилотирования Илов, научились бомбить, стрелять из пушек и пулеметов, а воздушные стрелки - из своего крупнокалиберного. На куйбышевском авиационном заводе получили новые двухместные Ил-2. Заместитель командующего 4-й воздушной армией генерал Слюсарев вручил полку гвардейское знамя. И вот наш 43-й гвардейский в полном составе перелетел на полевой аэродром севернее станицы Славянской, в район Кубанского плацдарма, оборонявшегося 17-й армией вермахта, оказавшейся в тылу советских войск после крупных стратегических успехов Красной Армии на Украине. Советские войска производили перегруппировку сил и готовились к освобождению Крыма. Нам предстояло воевать в составе 230-й Кубанской штурмовой дивизии, в которую, кроме нашего, входили еще три штурмовых (7-й гвардейский, 210-й и 103-й) и 979-й истребительный авиационные полки.

Первый боевой вылет - в конце октября с аэродрома возле хутора Ханькова. Первую шестерку штурмовиков повел опытный летчик Тамерлан Каримович Ишмухамедов. Я у него - воздушным стрелком. Задача группы: нанести бомбовый удар по артиллерийским позициям противника на Керченском полуострове, откуда немцы вели огонь по нашим войскам, находившимся на косе Чушка. Над аэродромом базирования истребителей прикрытия к нам пристроились четыре ЛаГГ-3. Одна пара - непосредственное прикрытие, взаимодействующая в случае необходимости со штурмовиками, другая - сковывающая. Над горой Митридат, залитой огнем Керчью идет воздушный бой. Берем немного севернее и, маневрируя среди разрывов зенитных снарядов, выходим на цель. Летчики пускают эресы, затем, с пикирования, так же дружно бросают бомбы. Стреляем еще из пушек и пулеметов, затем отворачиваем в сторону моря и берем курс на Тамань. "Тамань! Прескверный городишко..." - вспомнилась мне тогда, не знаю уж и почему, эта лермонтовская строка.

Первый вылет удачный: на аэродром вернулись все самолеты и нашей, и других групп полка. Правда, некоторые машины с пробоинами, но техники и ремонтники их быстро залатали.

Утром 1 ноября, стало известно, что холодной штормовой ночью с 31 октября на 1 ноября 1943 года десант 318-й Новороссийской горнострелковой дивизии, а также два батальона морской пехоты, под общим командованием комдива 318-й полковника В. Ф. Гладкова, погрузившись на сто судов различных типов, шестью отрядами должны были форсировать Керченский пролив в самой широкой его части, превышающей шестнадцать километров, и высадиться у рыбачьего поселка Эльтиген, южнее Керчи. Артиллерию буксировали на плотах, но плоты, заливаемые волнами, начали тонуть, и пришлось обрубать тросы. Каждое мгновение кораблям грозили гибелью сорванные с якорей и незаметные в темноте вражеские морские мины. Многие легкие мотоботы и бронекатера были выброшены на берег в разных местах побережья, другие суда, поврежденные огнем, потеряли управление и затонули...

На крымскую землю ступили около двух с половиной тысяч десантников, остальные погибли или были вынуждены вернуться на базу. В целом командование 18-й армии к утру точных сведений о положении десанта в Крыму не имело.

Утром и днем 1 ноября летчики наблюдали, что враг пытается сбросить десант в море. На помощь ему пришла авиация, в том числе и наш полк. Шестерку Ил-2 на Эльтиген вновь повел Тамерлан Ишмухамедов. Я - снова с ним. Вот и Керченский пролив. Внизу коса Тузла, а далее, весь в огне и дыму, Эльтиген. По мелким судам, прорывающимся по штормовому проливу к берегу, стреляет вражеская артиллерия. Летим со снижением в плотной низкой облачности. Выскочив к материку, открываем огонь по атакующей пехоте противника. Хорошо видны идущие от Керчи резервы. Тамерлан ведет группу на танки и командует:

- Бомбы сбрасывать на танки, потом штурмовать пехоту!

После бомбометания наблюдаем костры - три танка горят. Снижаемся, расстреливаем пехоту. Еще заход! Мы уже так низко, что видно, как, сбрасывая на бегу бушлаты, идут в атаку моряки. После третьего захода Тамерлан командует:

- Все, хватит! Сбор над проливом!

Наши самолеты над Эльтигеном, мы выходим из боя.

Над проливом, по которому идут суда с десантниками, с запада появляются немецкие истребители, за ними бомбардировщики. Вот они уже кружат, как коршуны над добычей. Но торжество их недолгое, через пролив с Кубани им навстречу выходят из-за туч наши истребители.

Мы тем временем на Таманском полуострове: стало веселее. Садимся на свой аэродром. Техники вытаскивают из кабины раненого стрелка Александра Калтыгина и уносят в санчасть. Калтыгин умоляет не ампутировать ногу, и командир дает распоряжение срочно отправить Сашу в Краснодар, в армейский госпиталь. Обошлось: Калтыгин прибыл в полк из госпиталя через четыре месяца, нога плохо сгибалась, но он настоял, что воздушным стрелком летать сможет, ссылаясь на пример бывшего летчика-штурмовика 7-го гвардейского полка Виктора Шахова, летающего в нашей дивизии на По-2 без ступней обеих ног.

На земле и в воздухе шли упорные бои. В то время как эльтигенский десант оттягивал на себя основные силы противника, северо-восточнее Керчи 2 ноября высадился другой десант, который закрепился и с боями начал продвигаться к городу. Мы, как и вся 4-я воздушная армия, поддерживали наземные войска на обоих плацдармах.

Во второй половине дня 2 ноября 1943 года на старте стояла шестерка наших Илов в боевой готовности. Группу должен был вести штурман полка майор Коновалов. Вылет задерживался, и у всех нас уже затеплилась надежда: авось его не будет, ведь боевой день закончился. Но, нет - снова команда лететь на Эльтиген.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.