Дневник, найденный в ванне (11)

- Ну и что с того, что профессор? Я тоже вербовкой занимаюсь.

- Для этих или для тех?

- А тебе для каких надо?

- Ну, вообще-то... как-то...

- Эх ты! Меня остерегаешься? Продвижение бы тебе... Однако, кто бы мог подумать: размазня - а он, оказывается, ушки держит на макушке!

Он с отцовской лаской тыкал мне в бок. Теперь он выглядел почему-то страшно постаревшим - может, от бессонницы, а может, от чего-то другого?

- Даже щекотки не боишься? - протянул он многозначительно, прищуривая глаз. - Ты парень, что надо! Что такое галактоплексия знаешь?

- А что? Загадка?

- Да. Не знаешь? Это конец света, ха-ха!

"Неужели под влиянием алкоголя чиновники в них берут верх над профессорами?" - мелькнуло у меня в голове, которая жутко, отвратительно болела. Баранн уставил на меня холодные поблескивающие глаза.

Кто-то под столом ущипнул меня за ногу. Из-под скатерти рыжей щеткой вынырнула голова крематора, который неуклюже, но решительно лез ко мне на колени, повторяя:

- Как приятно допрашивать под пыткой старых знакомых! Словно лепесток розы обнюхиваешь, а... Ох, поймать бы сейчас кое-кого...

Я попытался от него избавиться. Он прижался ко мне, обнял за шею, шепча:

- Друг, будь начеку. Брат ты мой родной, я же для тебя все, что хочешь... я для тебя всех, всех сожгу, до последней букашки, скажи только слово... Я тебе...

- Пустите меня! Господин профессор, господин крематор опять целуется, - пожаловался я, слабо сопротивляясь. Он мешком висел на мне, колол в щеку щетиной. Кто-то все-таки оттащил его от меня, он пятился задом, словно рак, показывая мне издали десертную тарелку, которую держал обеими руками.

Тарелка? Что тарелка? Где шла речь о тарелках? - лихорадочно думал я. - Об этом что-то уже было. Где? Великий Боже! Сервировка! Кто говорил "сервировка"? Что значит "сервировка"?

Возникло всеобщее замешательство.

Мне показалось, что нас будто больше ста, но это просто все повскакивали с мест. Посреди комнаты на отодвинутом от стола стуле сидел толстый профессор с мокрым платком на лысине, сотрясаемый сильной икотой, которая в наступившей тишине звучала в унисон с мерзким храпом офицера, лежавшего без сознания в углу.

- Запугать! Застращать! - кричали вокруг.

Влекомый другими, я поднялся. Мы обступили толстого профессора.

Меня покачивало на непослушных ногах.

Толстый бессмысленно смотрел на нас и руками просил помощи, потому что едва он пытался что-либо сказать, как вместо слов раздавались ужасные икания. Выпятив глаза, посинев, он содрогался так, что стул под ним скрипел.

- Доводит до сведения! - прошипел крематор, вслушиваясь в икоту. Затем поднял вверх чистую тарелку. - Слышите?

- Нет!..

Толстый попытался оправдываться, но его протест был подавлен приступом икоты, еще более сильным, чем ранее.

- Э, братец, сигнализируешь! - бросил ему в лицо Баранн.

Толстый судорожно стиснул мою руку.

- Нет!

- Считать, - заорали все.

Приглушенным хором, бормоча, мы принялись считать икания.
[1] [2] [3] [4]