VIII (2)

Что же касается невротиков, то в принципе никто невротиком не рождается, ими становятся, причем главным образом под влиянием среды. Проблема эта имеет интересный общественный аспект. В общих чертах можно утверждать, что количество невротиков прямо пропорционально благосостоянию общества. Неврозы представляются по самой своей сути побочным продуктом высокоразвитой цивилизации. Это утверждение разделяют крупнейшие специалисты. Известно, что не только легкие заболевания нервной системы (неврастенические состояния), но даже и тяжелые мании, которые в обычное время доставляли страдающим ими много неприятностей, исчезали, то есть поддавались «излечению», в концентрационных лагерях, поскольку состояния страха и навязчивые идеи отступают перед реальной угрозой смерти в подобных условиях. Видимо, не стоит добавлять, что, даже будучи реально действенными, подобные терапевтические средства не годятся для рекомендаций...

ГИЛАС. Ты затронул проблему хотя и маргинальную, но, на мой взгляд, неслыханно интересную. Признаюсь, я не раз задумывался над тем, почему столь популярный в Соединенных Штатах психоанализ не распространяется так же широко в других странах Запада, например, во Франции или в Италии. Кто знает, не играет ли здесь существенную роль именно разница в уровне жизни, потому что ведь известно, что он выше всего именно в Америке?

ФИЛОНУС. Вероятно, это действительно одна из причин такого положения вещей, хотя наверняка не единственная. Однако ты не прав, называя эту проблему маргинальной; это еще одна сторона сложной динамики общественных систем. В зажиточных классах Северной Америки принято иметь некоторые «проблемы» с собственным подсознанием и лечиться у «собственного» психоаналитика. Назвать это своего рода снобизмом было бы упрощением. Поскольку, вне всяких сомнений, психическую жизнь со всеми ее измерениями, существующими за пределами сознания, можно втискивать в самые причудливые формы, а ее проявления – интерпретировать по-разному; если, как в США, соответствующие понятия станут общепринятыми в какой-нибудь среде, то в конце концов преобладающее большинство достаточно прилично устроенных граждан приобретает качества благодатного материала для деятельности психоаналитиков. Эти люди «производят» сны согласно психоаналитической теории, в их психике обнаруживаются «комплексы» прямо по учебнику, подтверждающие любые, даже самые рискованные психоаналитические утверждения, такие как, например, пансексуализм подсознания, общепринятость эдипова комплекса, ненависть сыновей к отцам, или страх перед кастрацией. Попытки обнаружения подобным образом свойственных многим феноменов подсознательной психической жизни в обществе, в котором наличествуют противоречивые условности – ну, скажем, в централизованной системе – провалились бы полностью. И поэтому явления, открытые с помощью психоанализа, в некотором роде представляют собой замкнутую цепь с положительными обратными связями; пациенты питают веру психоаналитиков в справедливость их утверждений, а те в свою очередь укрепляют убеждения и симптомы у своих пациентов...

И следовательно, картина представляется отнюдь не таким образом, что будто бы в подсознании всех людей существуют основные сексуальные символы, страхи перед кастрацией, эдиповы комплексы и прочие, которые психоаналитик только начинает открывать, но, в сущности, это явления скорее редкие, к тому же наблюдаемые в рамках строго определенной среды (это в основном зажиточные люди, скорее, интеллигентные или претендующие на интеллигентность), однако все эти явления можно навязать, распространить в кругу несравненно более широком и тем самым получить на первый взгляд весьма убедительное подтверждение гипотезы об их повсеместном распространении.

Разумеется, это частный случай значительно более масштабного явления, а именно: навязывания обществу определенных условностей. Психоанализ лучше, чем средневековые поиски ведьм, в том смысле, что по сути не вредит никому, кроме самого пациента. Говоря в самом общем смысле: если предпринимать действия с целью установления каких-то обязательных норм, каких-либо условностей или образа жизни некоей человеческой общности, то это мероприятие, проводимое со всей беспощадностью и упорством, всегда приведет к намеченной цели, например, к желаемому расслоению группы, ранее монолитной, или к возникновению антагонизма, при котором внимание будет отвлечено от более серьезного антагонизма, не навязанного пропагандой условностей, иррациональных предрассудков или устаревших доктрин, а являющегося свидетельством объективных перебоев (осцилляции) динамики самой общественной структуры. Испокон веков известный способ divide et impera [30] осуществляется именно такими методами.

Сохраняя в памяти примеры тех страшных социологических экспериментов, какими были фашистские концентрационные лагеря, мы можем утверждать, что, используя принуждение и применяя его без ограничений, можно сконструировать практически любую систему отношений между людьми и ввести любую сегрегацию, стратификацию во имя привилегированной и обделенной касты (или же для целого ряда иерархически нагроможденных каст), причем единственной очевидной привилегией «элиты» будет лишь чуть на дольше отложенная смерть от руки палачей. Упоминая об этом, я имею в виду прежде всего то, что происходило во время оккупации в гетто. Это, несомненно, заслуживает тщательного социологического анализа.

ГИЛАС. Должен признаться, что эти новые грани проблем человеческого существования в общности (особенно что касается господства определенных установлений в психической жизни, а также общих критериев селекции в рамках данной системы) исказили тот образ, который сложился у меня во время нашего предыдущего разговора. Я имею в виду образ или, скорее, модель общества в кибернетической интерпретации. Теперь я не совсем понимаю, как можно бы было вместить в него те явления, о которых мы сегодня говорим?

ФИЛОНУС. Я далек от провозглашения методического всемогущества кибернетики, потому что вовсе не желаю замещать один универсализм другим. Однако должен признать, что никаких принципиальных трудностей я тут не вижу. Все явления, о которых мы говорили, можно, с одной стороны, интерпретировать как особенности мыслительных ходов в рамках отдельных нейронных сетей, с другой же – как обращение информации в пределах той огромной, своеобразно структурированной сети, какую представляет общество. Соответствующим образом детально разработанный математический аппарат теории информации будет обладать достаточными возможностями, чтобы представить в виде формул все общественные явления, в том числе и такие, как мы сегодня обсуждали.

Попробую изложить в нескольких фразах все то, к чему мы пришли в своих рассуждениях, с точки зрения только-только нарождающейся кибернетической социологии – конструкции общественных систем. Так вот, упрощая и излагая предельно кратко, мы можем утверждать, что все происходящее в рамках общественной системы действие принуждением, репрессией, запретами по сути стремится к единственной цели – создать из нелинейной системы линейную, к тому же простейшим способом, а именно: путем уменьшения числа степеней свободы, предоставляемых индивидуумам – элементам этой системы. Навязывая элементам общественной структуры охраняемые запретами нормы поведения, по возможности однотипного, способствуя тому, чтобы реакции членов общества были как можно более похожими, легче всего как прогнозировать дальнейший ход общественных процессов, так и регулировать и формировать его.
[1] [2] [3] [4]