6.4.2 Авторы стараются развеять последние сомнения Скептика, при этом их разъяснения часто переходят в диалог (1)

«Каждое поколение – это души предыдущих поколений, обретшие новую телесную оболочку. Души облачаются в новые тела и нисходят в наш мир. С каждым таким перевоплощением у них накапливается опыт. Кроме того, со временем меняются и внешние духовные условия»[232].

Даже с рациональной точки зрения, в этом есть смысл. Что такое душа? Дух, духовное, вечное, связанное не только с вами лично, но с культурой, языком, социумом. А тело? Биологический организм, который со временем умирает. Но смерть тела не может разрушить вечное, культуру и язык. Они продолжают существовать, «вселяясь» в другие тела. С рациональной точки зрения, конечно, такое вселение предполагает воспитание, влияние семьи, культуры и пр. Каббалист все это сокращает и говорит просто – перевоплощение, кругооборот душ.

М. Лайтман: Личность каждого уникальна тем, что вышла из своего особого места в общей душе Адама – общего творения. В течение многих нисхождений в этот мир, душа каждого, будучи в теле, должна духовно подняться к своему корню. Каждый раз, когда человек накапливает определенное количество знаний, впечатлений, тело умирает, а душа, освободившись от внешней формы, переводит накопленную информацию, впечатления, знания – в новые свойства. Поэтому в следующем кругообороте человек рождается более приспособленным к жизни, чем в момент, когда покинул мир. Всем известно, насколько трудно освоить новые технологии пожилым людям, и насколько естественно осваивают их наши дети.

Занимающийся каббалой не нуждается в периодах „жизнь – смерть“, а может, не уходя из тела, из этой жизни, превращать (перемещать) информацию, впечатления, знания – в свойства. Ведь в этом и заключается основная цель изучения науки каббала: пока человек не вернется своими свойствами в свой корень в душе Адама , он должен будет нисходить в этот мир. Поэтому реализация науки каббала в человеке заключается именно в переводе усилий и получаемых впечатлений, информации, знаний – в новые духовные свойства, будучи в теле нашего мира.

Поскольку, исходя из своих основ, человек должен пройти строго определенное количество ступеней подъема от свойств нашего мира до свойства своего корня в Адаме , никто из нас не может уменьшить количество ступеней, но возможно ускорить темп их прохождения, настолько, чтобы уложиться в одну жизнь. Ускорения темпа своего духовного развития человек добивается за счет изучения устройства высшего мира.

В. Розин: Следующий, действительно, важный вопрос о логике, в которой, как Вы выражаетесь, «все со всем совпадает, все со всем связано»: Творец совпадает с творением, природа – с Творцом и человеком, человек – с природой и Творцом и т. п. Помните, «когда человек поднимается по этим ступеням, то все миры поднимаются вместе с ним». Как все это понимать? А так, что здесь реализуется иной, чем в западной традиции тип мышления. Корни его – в восточной традиции. И здесь, в качестве сравнения, я приведу свой анализ индуистского мышления. Хотя этот способ мышления отличается от каббалистического, но есть много параллелей. Во всяком случае, он явится для Скептика еще одним примером необычного мышления, где «все со всем совпадает».

Если христианский Бог создал по своему образу и подобию только одно избранное существо – человека, то древний индуистский Творец Праджапати создал по своему подобию еще и жертву. «Праджапати (создатель), – читаем мы в гимнах Ригведы, – создал по подобию своему то, что есть жертва. Поэтому говорят: жертва есть Праджапати. Ибо по своему подобию создал он ее». Но одновременно Праджапати весьма похож и на ветхозаветного Бога: он создает и мир, и людей. «Вначале Праджапати был один, пока не пожелал: „стану я множеством, произведу я создания“, и в жару желания, полный творческой муки, он произвел из себя миры с богами и людьми, пространством и временем, мыслью и словом». И одновременно Праджапати – это солнце, свет, несущие жизнь и смерть:

«…то, что там горит, – солнце; и то, что там горит, есть смерть. Так как оно есть смерть, то и умирают создания, живущие под ним; живущие по ту сторону его суть боги: посему боги бессмертны. Его лучи – узды, которыми впрягаются люди в жизнь. Кого захочет оно, жизнь того оно притягивает и подымает в себе: тот умирает. Но мудрец знает слово и приношение, которые подымают его выше области катящихся дней и ночей и выше того мира, в котором солнце своим жаром имеет власть над жизнью и смертью. У него день и ночь не отнимают благословения его дел: он освобождает свою жизнь от смерти. Это есть освобождение от смерти, совершающееся в жертве Агни-готры».

Нарисованная картина у западного человека, естественно, должна вызывать недоумение: Праджапати – это и солнце, и Создатель мира, и жертва; однако мудрец, владеющий словом и жертвоприношением, может уйти от него в некий мир, бытие, где оказывается ему неподвластным. Как все это понять?

Понять можно, только при этом нужно учесть природу индуистского мышления, существенно отличающегося от европейского, осмыслить то различие мировоззрений Востока и Запада, о котором так много говорили и писали. Известный индолог Г. Ольденберг в книге «Будда, его жизнь, учение и община» (М., 1905) замечает по этому поводу: «Дело в том, что индийский ум не воспринимает отдельное явление в его отдельном существовании, заключенное в границах своих очертаний и живущее своею, ему одному свойственною, жизнью. У индуса одно явление сливается с другим; линии стушевываются в нечто неопределенное. Таким образом, мысль то схватывает одну область сущностей и воспринимает всякое отдельное явление из этой области как идентичное с одной и тою же центральной потенцией или как зависящее от этой потенции, ею одушевленное, из нее рождающееся, то перелетает через все преграды отдельных явлений и говорит: это и то суть все».

Здесь исследователь буквально наткнулся на характерную особенность индуистского мышления, однако понял и истолковал ее, на наш взгляд, не совсем верно. То, что ему кажется неопределенным, непоследовательным, нелогичным, расплывчатым, неоднородным, на самом деле просто другой способ осознания, другой тип смыслообразования и объяснения.

Европейский человек со времен Античности и Нового Завета рассуждает, умозаключает, опираясь на отношения тождества и различия. Он исходит из твердых оснований, начал, которые выглядят однородными и непротиворечивыми (истинными). Каждый предмет и явление для европейского сознания отличны от других, а их сходство (тождество) или различие может быть установлено только в специальном рассуждении при приведении их обоих к одному основанию. В этом смысле «мир сознания» европейского человека, оформленный в античной философии Платоном и Аристотелем, есть мир явлений, связанных между собой отношениями тождества, различия, непротиворечивости. У индуса реальность принципиально иная. Он не устанавливает тождества и различия, не приводит разные явления к непротиворечивым основаниям (т. е. не гомогенизирует бытие), а напротив, ищет аналогии, сходства и подобия между явлениями, которые при этом считает принципиально различными, индивидуальными.

Понятно, что эта процедура не менее эффективна, чем та, которую применяет европеец: любую группу предметов можно организовать как в отношении тождества и различия, приведения к основаниям), так и в отношении сходства, аналогии, подобия. Поэтому там, где европейское сознание обнаруживает отдельные семейства и ряды тождественных (сводимых друг к другу) явлений (собственно предметов, наук), индуистский ум видит длинные цепи аналогичных, сходных явлений, каждое из которых, тем не менее, отличается от всех других. И самая длинная цепь аналогий, охватывающая и пронизывающая все, что только можно помыслить, – это сам Бог, единое существо, не имеющее никаких положительных определений, только «не это, не это». Действительно, чем более широкий круг предметов и явлений охватывается аналогией, тем меньше положительных определений остается у качества, общего у всех этих явлений. Наконец, явления самого широкого круга, т. е. всего мыслимого и сознаваемого мира, имеют лишь одно общее свойство – «ничто». «Вначале было несуществующее, – читаем мы в одном из главных ведических памятников „Брахмане ста тропинок“, – из него родилось Существующее, оно само создало себя (произвело творение из себя самого)». «Единое-сущее, – пишет Ольденберг, – есть ens realissimum; его отражение суть слог утверждения „ОМ“. Но в то же время у него есть и другое имя „Не это, не это“, ибо он выше и глубже всякого предиката, который можно было бы приставить к нему; оно ни велико, ни мало, ни длинно, ни кратко, ни скрыто, ни открыто: „Лишь кто не думает о нем, подумал о нем; кто же думает о нем, не познает его, непонятное понимающему, понятное тому, кто не понимает“».
[1] [2] [3] [4]