Примирение
Примирение
Облачко, прикрывавшее солнце, тотчас же по миновании надобности уплыло за горизонт. Снова стало жарко и совсем светло.
Восемьдесят тысяч человек, население приличного дореволюционного губернского города, медленно расходились со стадиона, с трудом, просачиваясь сквозь тесные бетонные проходы.
Люди не спешили: каждому хотелось высказать свои соображения по поводу небывалых обстоятельств так странно закончившегося матча. Приводились догадки одна другой оригинальней. Но даже самые горячие головы не могли себе представить что-нибудь, хоть отдаленно напоминавшее действительные причины срыва состязаний.
Только четыре человека не принимали участия в дискуссии. Они покинули северную трибуну, храня полное молчание. Молча влезли в переполненный вагон троллейбуса, без единого слова вылезли из него у Охотного ряда и разошлись по домам.
Хоттабыч никогда еще не видел Вольку таким хмурым.
– Прекрасная игра футбол, – осмелился наконец нарушить молчание Хоттабыч.
– М-да-а, – промычал в ответ Волька.
– Сколь сладостен, я полагаю, миг, когда ты забиваешь мяч в ворота противника, – продолжал упавшим голосом старик. – Не правда ли, о Волька!
– М-да-а, – снова промычал Волька.
– Ты все еще на меня сердишься, о форвард моего сердца? Я умру, если ты мне сейчас же не ответишь.
– Ты еще спрашиваешь! – грозно ответил ему Волька и так фыркнул, что прохожие обратили на него внимание. – Ну и заварил ты кашу, старик! Всю жизнь буду помнить. Скажите, пожалуйста, какой болельщик объявился! Не-е-ет, больше мы с тобой на футбол не ходим! И билетов твоих не надо.
– Твое слово для меня закон, – поспешно отвечал Хоттабыч, очень довольный, что так дешево отделался. – Мне будет вполне достаточно, если ты мне изредка будешь рассказывать о состязаниях своими словами.
И они продолжали свой путь прежними друзьями. Недалеко от Волькиного дома они услышали шум, крики и чей-то плач.
– Начинается, – озабоченно сказал Волька. – Опять Вакса Кочерыжкин со своей шайкой никому проходу не дает. Его имя Васька, но его все Ваксой зовут – такой он грязный. Давай лучше перейдем на другой тротуар, а то он и к нам придираться будет.
– Нет, почему же, о Волька? Не лучшие ли будет, если мы пойдем здесь? – возразил ему Хоттабыч решительным тоном.