X

Он набросился на Егорычева. Еще с десяток островитян, устрашенных тем, что они чуть было не поддались на обольщения посланника сатаны, поспешили возместить свои губительные и греховные колебания участием в этом богоугодном деле.

Что же касается остальных, симпатии которых, помимо их воли, все же оставались на стороне этого веселого и добродушного парня, который так хорошо встретил их на Священной лужайке, так ласково обошелся с ними, их детьми и домочадцами и, не колеблясь, выдал на их суд белого, который поджег деревню и убил четырех островитян, то они хотя и никак не помогали вязать Егорычева и бросившегося ему на помощь Гамлета, но и воспрепятствовать отцу Джемсу и Гильдёнстерну не решились.

- Не трогайте их!.. Не смейте их трогать! - кричал во всю мощь своих мальчишеских легких юный Боб, цепляясь за руки тех, кто навалился на его друзей. - Они хорошие!.. Вы слышите, они очень хорошие!..

Гильденстерн со всего размаху ударил мальчика по лицу, и тот, обливаясь кровью, грохнулся на пыльную, раскаленную землю.

Сразу вслед за этим раздался сочный, с хрустом, удар по свирепой физиономии Гильденстерна, и новоявленный старейшина и защитник веры очутился на земле в близком соседстве с юным Бобом.

- Давно ли ты стал таким храбрым, Гильденстерн? - осведомился, склонившись над поверженным прохвостом, красивый, плечистый молодой островитянин. - Ты бесстрашно кинулся на ребенка. Ты бесстрашно убил исподтишка беззащитного и невинного парня из Эльсинора. Почему я тебя никогда не видел выступающим один на один против взрослого мужчины в честной, открытой -драке?

Это был дядя Боба Смита - Джекоб Смит.

- Может быть, тебе хочется померяться силами со мной? - продолжал он.

Но оказалось, что у Гильденстерна такого желания не было. Он вскочил, держась за свою сразу раздувшуюся щеку, шмыгнул в сторону от Джекоба, подбежал к преподобному отцу Джемсу, который, как и все остальные, очень спокойно отнесся к поражению нового старейшины, и прошептал ему на ухо:

- Надо сейчас же убить обоих: и желтобородого и Гамлета. Белоголовому это понравится,.. И богу тоже...

- Не будем спешить с таким делом, - возразил колдун. - Пусть они пока посидят в Большой хижине. Пусть таких людей судит сам белоголовый. Мы ему завтра сообщим, и как он скажет, так мы и поступим.

- У них там, в хижине, имеются мушкеты, - опасливо напомнил Гильденстерн.

- У белоголового тоже имеются мушкеты, - сказал преподобный отец.

Через несколько минут Егорычева, Гамлета и маленького Боба, изрядно помятых в свалке, с руками, туго затянутыми за спиной, втолкнули в дверь Большой мужской хижины, быстро захлопнули ее и с грохотом задвинули большим бревенчатым засовом.

Когда кочегар, выскочивший было на шум из хижины, хотел выручить друзей при помощи автомата, Егорычев, к всеобщему изумлению, крикнул ему, чтобы он спокойно возвращался в хижину. Он хотел избегнуть ненужного кровопролития.

- Bee будет в порядке, уверяю вас, все будет в порядке! - бормотал Егорычев, пока кочегар одного за другим освободил от уз всех троих своих друзей. - Есть у нас вода? Давайте первым делом умоемся. А потом мы обязательно что-нибудь придумаем... Нет безвыходных положений. Правильна, Гамлет?

- Мы обязательно что-нибудь придумаем, сэр, - ответил Гамлет, хотя он не мог себе представить, что можно было бы придумать в их положении.

- Кстати, Гамлет, вы хотели бы сделать мне приятное?

- Очень хотел бы, сэр.

- Так вот, учтите, что мне не доставляет никакого удовольствия, когда меня называет сэром человек, которого я люблю и уважаю. В моей стране люди обращаются друг к другу со словом «товарищ». Называйте меня «товарищ Егорычев». Хорошо?

- Хорошо, товарищ Егорычев, - улыбнулся в темноте Гамлет. - Я вас буду называть товарищем.

Что до Розенкранца, то он молчат наблюдал из своего закутка, как его недруги стали умываться, словно они не были ввергнуты только что в опасное заточение.. Сначала он прислушивался к их разговору, стараясь уяснить себе причину их неожиданного пленения. Поняв, что произошло у хижины покойного Яго, он преисполнился чувства глубочайшего удовлетворения. Зато когда этот неудачливый апостол мистера Фламмери, обладавший тончайшим слухом, прислушался к голосу отца Джемса, что-то выкликавшего то с той, то с другой стороны запертого дома, он хлопнулся о земляной пол и стал, колотясь о него головой, причитать невыносимо визгливым голосом. Его не сразу удалось призвать к порядку, Еще труднее было выведать у него, что он такое слышал, что довело его до кликушеского состояния. Шлепок по спине могучей дланью кочегара Смита привел его в себя, и он, обливаясь слезами и царапая лицо крепкими, как железо, грязными ногтями, поведал, что дом, в котором они взаперти, теперь заколдован самым страшным из заклятий. Каждый, кто приблизится к нему ближе чем на двадцать шагов, будет поражен небесным громом. Точно такая же участь ждала и того, кто без разрешения отца Джемса попытается покинуть это заколдованное здание.
[1] [2] [3]