Глава вторая. Сирийское подразделение
Глава третья. Подразделение псевдоарабов
Глава четвертая. Снова в Сирии и Ливане
Глава пятая. Офицер разведки
Глава шестая. На пороге Войны за Независимость
Глава седьмая. Операция "Ифтах"
Глава восьмая. Операция "Дани"
Глава девятая">

Всегда в строю (Записки израильского офицера) (5)

[1] [2] [3] [4]

После ареста Акивы я остался единственным в Ливане и Сирии посланцем из Эрец-Исраэль. Остальные товарищи по работе, люди Мосада ле-Алия Бет сумели вовремя покинуть страну. Я понимал, что придется приложить максимальные усилия и потратить много времени, чтобы обеспечить защиту Акивы на суде. Учитывая уголовный кодекс, статьи которого публиковались после ареста Акивы, и давление, оказываемое Лигой арабских стран на правительство Ливана, мы понимали, что ему грозит очень строгое и тяжелое наказание.

На своем пути в Эрец-Исраэль репатрианты из соседних стран продолжали проходить через Ливан. Мосад ле-Алия Бет обратился к Игалу Аллону, который был моим непосредственным командиром, с просьбой возложить на меня также обязанности, связанные с нелегальной репатриацией. Распоряжение было дано. Новая работа обязывала меня выйти из глубокого подполья и начать встречаться с арабами-шоферами и их помощниками, которые перевозили репатриантов. Мне помогала местная еврейская молодежь. Мы знали по опыту, что тот, кто работал с нелегальными проводниками, в конце концов становился жертвой доносов. Хлопоты по поводу суда над Акивой тоже заставили меня выйти из подполья, так как я должен был встречаться с адвокатами и представителями властей.

Дело Акивы имело большой резонанс в ливанской и сирийской печати, которая оповестила весь мир о поимке "главаря сионистской шайки" и об окончательной ликвидации сионистской деятельности в Сирии и Ливане. Влияние прессы не ограничивалось пределами Сирии и Ливана. Египет решил тоже воспользоваться случаем и усилить нажим Лиги арабских стран, которая ему подчинялась, на Ливан.

Я посоветовался с ливанскими адвокатами и мы решили дать поостыть делу, чтобы на судебном разбирательстве не отразилось давление Лиги арабских стран и местной печати. Влиятельные круги, к которым мы прибегали, помогли утихомирить страсти. Они, конечно, делали это не бескорыстно, но цель была достигнута. Я нанял лучших адвокатов Бейрута, но этого было мало, чтобы изменить ход дела Акивы.

После предварительного следствия, во время которого он находился в ведении военной полиции, его дело передали гражданской полиции и поместили в тюрьму Ал-Рамал под Бейрутом. Я не жалел средств, чтобы повидаться с ним. Мне было очень важно уточнить некоторые детали работы с нелегальными репатриантами, а также услышать от него, что с ним произошло, что он сказал на следствии о себе, своем местожительстве и работе. Тогда у каждого из нас было по нескольку удостоверений личности и с каждым из них была связана своя легенда. Эти сведения были также важны и для адвокатов, готовивших защиту. Снова мне удалось связаться с нужными людьми, в том числе с инспектором полиции, который собственной персоной повез меня в своей служебной машине в тюрьму. Мы пришли в кабинет начальника тюрьмы, и тот освободил помещение для меня. В кабинет привели Акиву. Свидание проходило, как это бывает у старых друзей и опытных заключенных. Вид Акивы успокоил меня, он сумел оправиться после "особого ухода". Беседуя, мы были осторожны. Говорили по-арабски. Тем не менее я узнал все, что мне нужно было знать, и рассказал все, что нужно было знать ему.

Перед судом я сумел установить контакты со всеми, кто так или иначе был связан с делом. Все готовы были помочь, но не скрывали, что опасаются требования Лиги превратить суд над Акивой в показательный процесс. Мы знали, что самый легкий приговор, какой только можно было ожидать от суда, - это шесть месяцев лишения свободы. Такой приговор был бы колоссальным достижением.

В эти же дни арабская пресса широко освещала и другие события, а именно "ночь мостов". Палмах провел операцию по уничтожению всех мостов на дорогах, связывавших Эрец-Исраэль с соседними странами. В результате этой операции была почти полностью парализована связь Эрец-Исраэль с Сирией и Ливаном. Я знал лишь арабскую версию операции. Позднее до нас дошли сведения о том, что произошло на мосту а-Зиб (Ахзив), и о гибели четырнадцати бойцов Палмаха. Мне поручили выяснить, не удалось ли совершившим операцию отступить на север и пересечь ливанскую границу. Думали, что, может быть, их задержали ливанские власти и скрывали это, или, может быть, их арестовали и ликвидировали. Чтобы выполнить поручение, я пустил в ход связанную с нелегальной репатриацией всю сеть как евреев, так и наших арабских проводников. Сведения, полученные главным образом от проводников, напоминали слухи, когда мы за несколько лет до этого разыскивали двадцать три бойца, сошедших с лодки. Слухи, даже казавшиеся правдоподобными, не подтвердились. Мы доложили командованию в Эрец-Исраэль, что предположение, что бойцы с моста Ахзив находятся в Ливане, необосновано.

Я вернулся в Дамаск для участия в церемонии по случаю окончания первого выпуска новобранцев Хаганы в этом городе. Из Эрец-Исраэль нам доставили кинжалы в кожаных футлярах - подарок выпускникам. До сих пор я помню чувство, охватившее меня в этот вечер, когда я вошел в зал, где состоялась церемония. Помещение было едва освещено масляными лампами. С трудом можно было разглядеть бойцов, которые выстроились напротив книг Торы, принесенных из синагоги.

Многочисленные контакты с властями в связи с процессом Акивы и с нелегальными проводниками ограничивали в значительной степени мои возможности свободного передвижения в Бейруте. Я чувствовал, что вокруг меня затягивается петля. Как только наступил небольшой перерыв в судебном разбирательстве и стала затихать кампания подстрекательств в печати против "сионистской шайки" и ее руководителя, который должен был предстать перед судом, я поехал в Халеб. Перед отъездом я послал Игалу подробный отчет, в котором описал общее положение и сообщил о поездке. Почему-то я добавил, что у меня плохие предчувствия и я опасаюсь попасться в лапы сирийской полиции.

Поездка в Халеб прошла без каких-либо помех. По прибытии туда я встретился с нашими людьми. Выяснилось, что работа по организации молодежи в этом городе продвигалась очень медленно, и я стал сомневаться в целесообразности создания там филиала Хаганы. Был отложен на время и мой план по отправке нескольких человек из халебской еврейской молодежи в Бейрут для прохождения там подготовки. Мы решили, что лучше выждать, чем идти на риск. Провал мог усугубить положение евреев не только в Халебе, но и повсюду в Сирии и в Ливане.

В Бейрут я возвращался в такси с двумя бывшими английскими офицерами и их молодыми женами - армянками из Халеба, ездившими повидаться с родными. Когда мы подъехали к городу Хамат, полиция остановила машину. Выяснилось, что британские граждане не зарегистрировались в полиции, как этого требовал закон. В конце концов обеим молодым парам разрешили ехать дальше, а меня, после того как я служил им переводчиком, арестовали. Оказалось, что мое удостоверение личности было выписано на имя Салима Мансура, а человека под этим именем разыскивала сирийская полиция. Не помогли мои настоятельные объяснения, что я - это не он, а он - это не я.

Я отличался от остальных заключенных, и это привлекло внимание офицера полиции. Не прошло и нескольких минут, как между нами завязалась беседа. Выяснилось, что он ливанец-христианин, застрял в этом мусульманском городе, страдает от одиночества. Я воспользовался его рассказом и с помощью паркера с золотым пером, который тут же оказался прикрепленным к его карману, и часов, отправившихся вслед за паркером, между нами установились "дружеские отношения", что привело к серьезным результатам. Он считал неудобным, что уважаемый человек как я проведет ночь в одной камере с уголовниками, и предложил мне, если я соглашусь, чтобы к моему номеру был приставлен полицейский, провести ночь в городской гостинице. Позднее, в тот же вечер офицер полиции посетил меня в гостинице и сообщил, что суд состоится на следующий день и что имеется "договоренность" с самим судьей. Прокурором будет не кто иной, как он сам. В зале суда присутствовало всего три человека: судья, прокурор и обвиняемый. Прокурор объяснил судье, что полиция арестовала меня по ошибке, и просил освободить немедленно. Я выразил протест против причиненного мне беспокойства и против нанесения ущерба моему доброму имени, но сказал, что готов забыть инцидент. Судья постановил, что полиция должна отвезти меня за свой счет до города Хомс.

Вернувшись в Бейрут, я сам посадил себя под домашний арест. Я разрешал себе выходить на улицу лишь по связанным с судом Акивы делам. За всеми остальными делами я следил через своих помощников из местных жителей. Они обратили внимание на слежку за ними членов тайной полиции, когда они шли ко мне. Мы решили дать возможность делу "поостыть", и я перебрался жить к друзьям.

За несколько дней до суда над Акивой я лично встретился со всеми, кто так или иначе соприкасался с процессом. Я фактически устроил генеральную репетицию со всеми участниками великого представления, которое должно было состояться в здании суда.

Слушание дела Акивы началось в августе 1946 года и, как ранее было согласовано, его приговорили всего к шести месяцам заключения. Все мы встретили это с удовлетворением. Нас обрадовало, что пресса, в результате предпринятых нами усилий, держалась умеренно, в духе вынесенного приговора. Мы верили, что, отбыв заключение, Акива вернется в Эрец-Исраэль.

Но судьба была против нас. Сирийские власти стали требовать от Ливана выдачи Акивы, поскольку он был осужден как сирийский гражданин. Я вынужден был еще до этого вернуться в Эрец-Исраэль, так как возрастали опасения, что меня постигнет участь моего товарища. В Ливане не осталось ни одного человека кто мог бы добиваться предотвращения выдачи Акивы Сирии, его выдали. Акива был переведен в Дамаск. Там и была установлена его подлинная личность. Усилия защиты не помогли, и Акива был приговорен к трем годам заключения. Он сидел в сирийской тюрьме, когда началась Война за Независимость и было создано Государство Израиль. Положение Акивы в сирийской тюрьме стало еще тяжелее, но за присущее ему мужество его уважали некоторые заключенные и были готовы защищать его от новых нападок. Мы понимали, что любой наш неосмотрительный шаг может навлечь на него несчастье. До нас дошли сведения, что сирийцы не намерены освободить его по истечении срока наказания. В конце 1949 года, когда я в составе израильской делегации был на переговорах по прекращению огня с Египтом, я обратился к своему другу, наблюдателю ООН, с просьбой выяснить каково положение Акивы. Иосеф Фогель из Эйн-Гевы, возглавлявший израильскую делегацию на переговорах о прекращении огня с Сирией, неустанно добивался освобождения Акивы. Весной 1950 года, после пяти с половиной лет тюрьмы, он был возвращен в Израиль благодаря помощи представителей ООН в Дамаске.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.