Весна на Одере (22)

Населенных пунктов становилось все больше, они располагались все ближе и ближе один к другому и, наконец, превратились в сплошной населенный пункт, хотя и под разными названиями. В то время как штабы доносили о взятии Бернау, Буха, Цеперника, Линденберга, Бланкенбурга, солдаты брали эти пункты как один сплошной населенный пункт и думали, что это уже Берлин.

Близость большого города становилась все заметней. Всюду тянулись бесконечными рядами столбы высоковольтных электрических линий. Виадуки и мосты, платформы пригородных станций, огромные площади под складами, водонапорные башни, "берлинские" пивнушки, рекламы столичных фирм и газет - все указывало на приближение города-гиганта. И всюду: на домах, на придорожных щитах, на оградах складов и пакгаузов, на мостах и вагонах и даже просто на асфальте дороги - пестрели свежие надписи: три слова, огромные и маленькие, черные и белые, зеленые и красные, намалеванные готическим и латинским шрифтом:

"Berlin bleibt deutcsh!"*.

_______________

* "Берлин остается немецким!" (последний лозунг Гитлера).

Эти слова, означающие, что русские не войдут в Берлин, звучали, как заклинание. В них ощущались страх и бессильная злоба. Тут было над чем посмеяться, если бы солдаты имели время обращать внимание на надписи.

Немцы загородили улицы деревьями, чугунными решетками, опрокинутыми автобусами и противотанковыми надолбами. Минометы, установленные в садах и огородах, ухали по перекресткам. Фаустпатронники, засевшие в подвалах, били по танкам и самоходным орудиям.

Роте капитана Чохова были приданы минометы, противотанковые орудия и три танка. Такова была насыщенность техникой в эти дни решающего наступления, что простая стрелковая рота имела столько поддерживающих средств!

- Придать бы нам бомбардировочную авиацию, - восторгался ефрейтор Семиглав, - и мы вроде целая армия.

Чохов был легко ранен в руку осколком гранаты, но сохранял свой невозмутимый вид. Грязный бинт клочьями висел на его руке. Он тащил на плече ручной пулемет, из которого сам стрелял: пулеметчика убило, а ослаблять огневую мощь роты Чохову не хотелось.

Оказавшись в узких горловинах городских улиц, танки и самоходки несли урон от засевших в подвалах немецких фаустпатронников. Посоветовавшись с танкистами, Чохов решил применять такую тактику: танки стреляют вверх, по чердакам и верхним этажам, где находились пулеметчики и автоматчики противника. Солдатам же роты вменяется в обязанность обезвреживать фаустпатронников - немецких истребителей танков - в подвальных и нижних этажах.

Эта тактика себя вполне оправдала.

Улица за улицей переходила в руки наших частей. На перекрестках солдаты и саперы, прикрытые огнем орудий и танков, растаскивали завалы и баррикады; потом танки, ведя ураганный огонь по верхним этажам, шли дальше, а пехотинцы, двигаясь у самых домов, забрасывали гранатами подвалы и вели кинжальный пулеметный огонь по перекресткам.

Никто уже не спал. Дни и ночи перемешались. Ночью было светло, как днем, от горящих домов и осветительных ракет. Днем было темно от дыма.

Когда какой-нибудь мощный многоэтажный дом оказывал сильное сопротивление, Чохов бежал к идущим сзади артиллерийским частям. Тогда выходили вперед артиллеристы и, прикрываясь огнем пехоты и танков, подкатывали свои огромные орудия к дому, и орудия били по стенам прямой наводкой, как гигантские пистолеты, направленные в сердце каменных громад.

Солдаты Чохова очень подружились с экипажами танков. В краткие минуты затишья они вместе ели, рассказывали друг другу о своей жизни и делились впечатлениями о Германии. Надо сказать, что эта боевая дружба сыграла немалую роль в успехе наступления.

Раньше танки и самоходки были для пехотинцев просто важным родом войск, могучими помощниками в бою. Теперь же, когда солдаты знали обитателей этих стальных машин, они уже испытывали по отношению к ним особое теплое чувство. Расправляясь с немецкими фаустпатронниками, Сливенко и его товарищи знали, что они, кроме всего прочего, сохраняют жизнь Дмитрию Петровичу, или Мите, молчаливому парню из Свердловска, и его башенному стрелку москвичу Павлуше, шутнику и балагуру. Это было настоящее взаимодействие!

Несмотря на боевую горячку, капитан Чохов почти беспрерывно думал свою думу. Наконец он решил поделиться со Сливенко. Как-то раз, отозвав старшего сержанта в сторонку, Чохов показал ему план Берлина с обведенными красным карандашом зданиями рейхстага и правительственных учреждений на Вильгельмштрассе.

- Вот куда нам нужно попасть, - сказал он. - Хорошо бы самого Гитлера захватить... Ну, это, конечно, неизвестно... Но хоть ворваться туда первыми.

Сливенко посмеивался.

- Хорошо-то хорошо, - сказал он наконец, - да кто знает, по какой дороге мы пойдем. Город большой...

Чохов согласился с ним, но стал доказывать, что идут они прямо, можно сказать, в том направлении и что невредно приготовить красный флаг, знамя победы, чтобы водрузить его на рейхстаге.

События следующих дней подтвердили сомнения Сливенко. Полк, заняв целый ряд городских окраин, вдруг снова очутился в обильно усеянной озерами сельской местности.

Берлин оставался где-то в стороне, и только артиллерия, стоявшая всюду и везде, - в оврагах, вдоль дорог, на опушках рощ, - только она одна, казалось, воевала с Берлином.

Орудия стреляли как раз по тем объектам, о которых мечтала душа Чохова: по целям 105 и 153.

Цель 105 обозначала германский рейхстаг, цель 153 - имперскую канцелярию.

Артиллеристы находились в состоянии лихорадочного возбуждения и гордо посматривали на проходящую мимо пехоту, у которой руки коротки, чтобы достать то, что могут достать артиллеристы.

Рослый солдат, казавшийся малюткой возле своей огромной пушки, вертя многочисленные рычаги, кричал перед каждым выстрелом:

- А этот доворот прямо Геббельсу в рот!

Другой, безусый, совсем еще мальчишка, забавлялся, старательно надписывая на снарядах мелом разные затейливые надписи, вроде: "Гитлеру Аде от доброго дяди".

Слова артиллерийских команд звучали теперь по-особому торжественно:

- По германскому рейхстагу, дивизионом, шесть снарядов, огонь!

- По фашистскому логову, угломер 47-20, прицел 25, четыре беглых, огонь!

Чохов смотрел, как артиллеристы возятся у своих орудий, как они подтаскивают и вкатывают в них большие блестящие снаряды, и чуть ли не завидовал этим самым снарядам, которые через несколько мгновений разнесут в куски какую-нибудь стену последней твердыни фашизма.

Вскоре перестали попадаться на пути и артиллерийские позиции. Дорога шла строго на запад, по прилегающим к Берлину дачным местам. Таков был приказ. Чохов недоумевал.

К вечеру 22 апреля рота, опрокинув немецкий заслон, вырвалась к какой-то реке.

Весельчаков приказал готовиться к переправе. Солдаты разулись, сняли гимнастерки, связали сапоги и одежду в узелки.

К реке подошли несколько артиллеристов.

- Поддержите? - спросил Семиглав.

- Поддержим, ребята, не бойтесь, - ответил кто-то из артиллеристов.

- А мы и не боимся, - гордо произнес Семиглав, хотя он немножко и боялся этой темной холодной реки, по которой придется плыть.

Чохов должен был переправиться вплавь вместе со своей ротой, но он был одет и обут как обычно. Его маленькие хромовые сапожки поскрипывали. Он не считал возможным для офицера раздеваться, только вынул из гимнастерки свой комсомольский билет и удостоверение личности и, сняв фуражку, заложил их туда. Потом он спустил ремешок фуражки и закрепил его под подбородком, для того чтобы она не слетела.

Солдаты сели на берегу, опустив ноги в воду.

- Не курить! - предупредил старшина.

У самого берега вскоре появилась группа людей. Узнав среди них командира дивизии, Чохов встал.

С комдивом были Лубенцов, Мигаев и другие офицеры. Они некоторое время молча смотрели на противоположную сторону. Там было темно и тихо, немцы ничем не обнаруживали своего присутствия.

Чохов слышал издали, как комдив дает указания артиллерии о порядке огневого прикрытия переправы. Потом генерал подошел ближе к пехотинцам и, присмотревшись в темноте к неясным очертаниям солдатских фигур, спросил:

- Пехота готова?

- Так точно, товарищ генерал! - отчеканил Чохов.

Улучив подходящий момент, капитан подошел к Лубенцову.

- Куда мы идем? - вполголоса спросил Чохов. - Берлин-то уже почти сзади остался.

Гвардии майор улыбнулся:

- Ничего не поделаешь.

Оказалось, что дивизия после форсирования реки Хавель повернет на юг и пойдет по западным пригородам Берлина на Потсдам. Соседние дивизии имели схожую задачу: блокировать Берлин с запада.

Таким образом, на долю этих соединений выпала обязанность осуществить третью часть сталинского плана берлинской операции: окружить столицу Германии, в то время как сталинградские гвардейцы генерала Чуйкова и ударные части генералов Кузнецова и Берзарина брали Берлин в лоб.

Чохов не мог не подивиться грандиозности операции по окружению и взятию германской столицы. Смирившись, он должен был признать всю ничтожность своих маленьких честолюбивых планов перед величием общей задачи.

В 23 часа начали стрелять орудия, и солдаты по этому сигналу медленно полезли в воду. Вода была холодная, темная и как будто густая, казалось, что можно резать ее ножом на черные полоски.
[1] [2] [3] [4]