Освещенные окна (12)
[1] [2] [3] [4]Совет Народных Комиссаров переехал в Москву, и теперь не Петроград, а Москва будет столицей. Кто-то, по-видимому правые эсеры, обстрелял автомобиль Ленина на мосту через Фонтанку. Принят закон об отделении церкви от государства.
Восстание левых эсеров в Москве началось с убийства немецкого посла Мирбаха. Еще в феврале в московском Политехническом музее состоялось избрание "короля поэтов". Первое место занял Игорь Северянин, второе -Маяковский, третье -- Бальмонт.
Я спросил:
-- А Блок?
Для меня Блок давно был королем поэтов.
-- А Блок,-- ответил Юрий,-- написал "Двенадцать".
Если бы он ничего не рассказал о том, что произошло с февраля по октябрь 1918 года в Москве, в Петрограде, в России, одного только восторженного изумления, с которым Юрий говорил о "Двенадцати", было достаточно для того, чтобы мне страстно захотелось ринуться с головой в этот загадочный, опасный, перепутанный мир. И это несмотря на то, что, десятки раз перечитывая поэму, записанную со слов Юрия, который знал ее наизусть, я почти ничего в ней не понял.
Блок смеялся над писателем, утверждавшим вполголоса (из трусости?), что "Россия погибла". Но чьими глазами смотрел он на попа, который еще недавно
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?
Кем были эти "двенадцать", державшие "революцьонный шаг"?
В зубах цигарка, примят картуз.
На спину б надо бубновый туз!..
Бубновый туз на спине носили каторжники, убийцы.
Ванька, по которому стреляют, который пытается увезти Катьку на лихаче,-- солдат, а они -- нет, они -- "наши ребята", которые пошли
В красной гвардии служить -
Буйну голову сложить!
Они голытьба, им все нипочем. Но, "раздувая на горе всем буржуям" мировой пожар, они все-таки просят божьего благословенья:
Мировой пожар в крови -
Господи, благослови!
И когда Петруха нечаянно убивает Катьку, с его уст все-таки срывается скорбное поминанье:
Упокой, господи, душу рабы твоея...
После музыкальности, которой было проникнуто все что написал Блок, режуще-непривычными были эти "запирайте етажи", этот "елекстрический фонарик", эти грубости повседневной, полуграмотной речи. И только в конце поэмы вступал голос прежнего Блока:
[1] [2] [3] [4]