Легкие шаги (1)
[1] [2] [3] [4]С утра дядя Костя таскал по мастерским этот станок, расспрашивал мимоходом, не видел ли ктонибудь вежливую девочку в ситцевом платье, сбежавшую из Института Вечного Льда.
День был весенний, конец марта. Кое-где лежал еще снег, но уже почерневший, хрупкий. Дядю Костю принимали за точильщика, и это ему так нравилось, что он с трудом удерживался, чтобы не закричать: "А вот, кому точить ножи, ножницы?" В конце концов он не удержался, закричал. И тут произошло то, что иногда происходит в сказках: девочка лет двенадцати выглянула из окна и закричала: "Точильщик!"
Почему-то он сразу подумал, что это Настенька, хотя невозможно было вообразить, что Настенька, как обыкновенная девочка, живет в обыкновенном доме. Но все-таки это была она! Кто же еще мог выйти из дома с большим китайским зонтиком, который, как известно, защищает не от дождя, а от солнца! Кто же еще мог так вежливо спросить:
-- Извините, но вы, кажется, совсем не точильщик?
-- Конечно, нет! -- весело сказал дядя Костя. -- Это я просто в шутку кричал. А ведь правда здорово получилось? Извините, а вы случайно не Настенька?
Настенька кивнула.
-- Не может быть! -- закричал дядя Костя. -- Какое счастье! Боже мой милостивый, да ведь мы с Петькой ищем вас целую зиму.
Она засмеялась.
-- Так вы дядя Костя? -- спросила она" и между ними начался длинный вежливый разговор -- длинный, потому что вежливый, а вежливый, потому что длинный.
Почти каждая фраза начиналась: "Простите, а не думаете ли вы?" Или: "Извините, а не кажется ли вам?" Но вот они договорились до Петьки, и дело пошло веселее.
-- Извините, а как сейчас Петя?
-- Помилуйте, да он просто места себе не находит. Он очень боится, чтобы вы... как бы сказать... Мне это кажется странным... Он боится, как бы вы...
-- А почему вам это кажется странным?
-- Ну как же! Нельзя же все-таки! -- волнуясь, сказал дядя Костя. -- Существуют холодильники, очень хорошие. Еще вчера я читал, что выпущен новый, кажется, "Юность".
Настенька покачала головой.
-- Вы даже не можете себе представить, что это за скука! Мертвая рыба лежит, а мне ее жалко; ученые приходят в шубах и валенках, а я их боюсь. Нет, нет! Лучше растаять. Если бы не Пекарь -- это мой хозяин, -- я бы давно растаяла. Я у него всю зиму провела. А теперь он меня отхлопотал до апреля.
-- Отхлопотал?
-- Да. В Министерство ходил. Но, знаете, как это было трудно! Только потому и удалось, что он очень влиятельный Пекарь. Он сейчас уехал в Минск. Там живет гроссмейстер по выпечке хлеба, и будет состязание. Но все равно мой хозяин его победит, потому что минский хлеб он печет лучше всех в Советском Союзе.
-- Позвольте, как же так? -- спросил дядя Костя. -- Вы сказали -- до апреля? Но до апреля осталось только несколько дней.
Настенька вздохнула.
-- Разве? Ах, да. Простите, не можете ли вы передать Петеньке письмо? Я ему написала, что видела сон, что Пекарь любит хлебнуть и что он мой ненаглядный. Не Пекарь, конечно, а Петя.
Снегурочками, снежными бабами, снежными вершинами занималось Министерство Вьюг и Метелей. Это дядя Костя выяснил точно. Петька едва ли мог ему пригодиться. В лучшем случае, он рассказал бы, как скучает без Настеньки и как ему хочется почитать ей "Таинственный остров". Для Министерства Вьюг и Метелей подобные доводы не имели значения. Поэтому дядя Костя послал Петьку к Настеньке, а сам отправился на прием. Он надел свой лучший костюм и добрых полчаса простоял перед зеркалом, стараясь, чтобы все у него было, как у людей: глаза не смотрели в разные стороны, а волосы не торчали дыбом.
Насчет ног он тоже постарался, чтобы они не очень загребали и чтобы от них, по меньшей мере, не оставались такие большие следы.
Ну и холодно же было в Министерстве Вьюг и Метелей! Сотрудники безучастно смотрели на посетителей. Те, у которых был искренний, симпатичный взгляд, носили темные снеговые очки, тчобы никто не заметил, что они, в сущности, сердечные люди. От них, что называется, веяло холодом. И хотя это был не тот холод, от которого кутаюся и одевают шубы, дядя Костя, войдя в Министерство, почувствовал, что у него зуб не попадает на зуб.
-- Да... Снегурочка... очень любопытно! Желаю успеха, -выслушав его, нетерпеливо сказал Старший Советник. -- Но мы, к сожалению, ничем не можем помочь.
-- Извините, но ведь речь идет только о продлении срока. Ну, скажем, до осени.
-- Знаем мы эти продления! Сперва до осени, потом до зимы, а зимой... Нет, нет, не могу. И потом, хотите выслушать совет опытного человека? Не связывайтесь. У нее нет ни паспорта, ни свидетельства о рождении. Она числится давно растаявшей, и то, что она сидит где-то под зонтиком, вообще бесмыслица, противоречащая всем законам природы.
-- Природу следует исправлять, если это возможно.
-- В данном случае это невозможно. Обратитесь в Министерство "Арктических Вьюг и Метелей" может быть, там заинтересуются этим вопросом.
Целый час дядя Костя упрямо доказывал, что Настенька вовсе не бессмыслица, а как раз наоборот -- чудо природы. Все было напрасно. Он ушел расстроенный, не заботясь больше ни о глазах, которые смотрели в разные стороны, ни о ногах, которыми он нарочно загребал изо всей силы.
Дядя Костя был умный, даром что всю жизнь занимался чужими делами. "Если уж в Министерстве Вьюг и Метелей дело вышло табак, -- подумал он, -- чего же ждать от Министерства Арктических Вьюг и Метелей?"
И он поехал в Институт Вечного Льда.
Это была уже не зима, когда Тулупов чувствовал себя в своей тарелке, но еще и не лето, когда он чувствовал себя не в своей. Приближалась весна, и хотя он погрустнел, помрачнел, но крепкий бесформенный нос еще бодро торчал картошкой между розовых щек.
-- Не может быть! Нашлась! -- так же, как дядя Костя, закричал он. -- Какое счастье! Где она?
-- Дома.
-- Как дома? Надо немедленно отправить ее в холодильник.
-- Вы понимаете, -- волнуясь, сказал дядя Костя, -- она говорит, что в холодильнике скука.
Тулупов обиделся.
-- Что значит -- скука? -- холодно спросил он. -- У нас лучшие холодильники в мире. Свежая курица сохраняет свежесть в течение пятнадцати лет.
Дядя Костя хотел сказать: "То курица", но вовремя удержался.
-- В таком случае извините, -- сказал Тулупов (он становился все холоднее), -- ничем не могу помочь.
Дядя Костя замолчал. Все у него разъехалось от огорчения. Глаза уже смотрели в разные стороны, а ноги, даром что он сидел, стали заходить одна за другую. Тулупов посмотрел на него и смягчился.
-- Ладно, куда ни шло, -- вдруг сказал он. -- Поехали.
-- Куда?
-- В Министерство. Не думайте, что из-за вашей Настеньки. Они там такое напутали с мартовскими метелями, что сам черт голову сломит.
Что случилось с мартовскими метелями, этого дядя Костя так и не понял, хотя Тулупов дорогой старался объяснить ему, что к ним нужен умелый подход, а в Министерстве считают, что они должны начинаться только с ведома и согласия начальства.
Очевидно, именно об этом шел громкий разговор, доносившийся из-за двери кабинета министра, -- дядя Костя ждал Тулупова в приемной. Потом послышался смех, и еще через несколько минут Тулупов вышел в приемную с подписанным приказом. Вот он:
"Пункт 1. Разрешаю с 1-го апреля 1970 года считать Снегурочку, сбежавшую из Института Вечного Льда, самой обыкновенной девочкой без особых примет.
Пункт 2. Имя, отчество, фамилия: Снежкова Анастасия Павловна. Время и место рождения: поселок Немухин, 1970 год.
Социальное положение: служащая.
Отношение к воинской повинности: не подлежит".
-- А почему Снежкова? -- спросил дядя Костя.
-- Их всех выписывают Снежковыми. Ну, а как еще? Снегурочкина? Если ей не понравится, переделаем. Но ведь она же все равно со временем замуж выйдет.