34. Вы же учительница!
34. Вы же учительница!
12 ноября
Дорогая Эллен!
Только что вернулась домой после Дня открытой школы и должна кому-то высказаться.
Это был полный провал, хотя я и выполнила все инструкции. Достала в библиотеке суперобложки для украшения стен и навела порядок в стенном шкафу. (Почему это так бывает, что всегда что-нибудь да обнаружишь на дне шкафа? На этот раз — растрепанная, вся исписанная каракулями тетрадка девушки из моего класса Алисы Блэйк.) Я даже удостоверилась, что воткнутый в батарею флажок, которому мы салютуем каждое утро, прежде чем исполнить гимн нашей alma mater имени Калвина Кулиджа («Вы, верные сыны и дочери»), стоит под требуемым углом. (Как-то раз Адмирал Осел заметил, что он клонится куда-то не туда.)
Я общаюсь ежедневно с 243 учениками: 201 — на уроках английского языка и 42 — на классном часе. Но родителей пришло совсем мало. Одни прислали открытки, другие вообще никак не откликнулись. Те, с кем мне особенно хотелось повидаться, вовсе не пришли.
Не понимаю, зачем назначили День открытой школы так скоро после начала семестра. Мы даже не успели познакомиться со всеми учениками. И на классный журнал невозможно положиться — пометки о пропусках, опозданиях, галочки, крестики, а за что, разве упомнишь? Неприготовленный урок? Свист в классе? Брань?
Вот пришел чей-то отец прямо в рабочем комбинезоне. Пришел и сел, задумчиво скрестив руки на парте, — наверно, вспомнил свои школьные дни. Матери — привыкшие к терпеливому ожиданию, изможденные, робкие, недоумевающие — сидели, сжимая в руках сумочки, готовые просить, уговаривать, жаловаться или просто надеясь на доброе слово. Некоторые были настроены вызывающе, это те, кто пришел либо отомстить своим давним учителям за пережитое когда-то в школе, либо просить особых привилегий для своих детей, либо требовать от учителя сделать то, с чем не справились сами.
А я? Кто я такая, чтобы советовать этим взрослым людям? Что я знаю об их детях? Несколько штампованных фраз из характеристик: «Старается, не старается, прекрасный мальчик, прекрасная девочка». Несколько эвфемизмов: «С удовольствием проводит время в школе» — это о болтуне; «Весьма активен» — это о том, кто разбивает окна.
Была минута, когда мне захотелось всмотреться — не похожи ли родители на детей; но нет — передо мной сидели тупо смотревшие на меня незнакомые люди.
МАТЬ: Как дела у моего сына?
Я: Его имя?
МАТЬ: Джим.
Я: А фамилия?
МАТЬ: Стобарт.
Я: Ах да. (Кто же это?) Давайте посмотрим. (С авторитетным видом открываю журнал, быстро просматриваю — бесполезно. Стобарт? Это не тот ли парнишка, который все стучал карандашом по парте? Или это маленький розовощекий крепыш, который никогда не снимает пальто? Не вижу его фамилии в классном журнале. Может быть, мать что-нибудь подскажет?)
МАТЬ: Я по поводу плохой отметки, что вы ему поставили.
Я: По-видимому, он не старается. (Должно быть, это тот ученик, сочинение которого состояло из одной фразы: «Я много пропустил, не знаю, что писать».) Он должен упорнее работать.
МАТЬ: Исправьте ему отметку, и он больше не будет.
Я: Боюсь, что это не выход из положения. Он, по-видимому, мало занимается.
МАТЬ: Вы считаете, что он тупица?
Я: О нет.
МАТЬ: Он боится открыть рот. Шлепайте его, не стесняйтесь давать ему шлепка.
Я: Он должен проявлять больше инициативы.
МАТЬ: Я все перепробовала. (В ее голосе — беспомощность, а в глазах — уж не слезы ли?) Ну, будьте добры, исправьте ему отметку.
Я: Как по-вашему, почему он так плохо успевает?
МАТЬ: Вам виднее. Вы же учительница.
Я: Он едва-едва плетется.
МАТЬ: Что вы хотите от него, ведь он у меня недоношенный. Он больше не будет.
Я: Что ж, хорошо, что это волнует нас обеих. Если дома будут следить, пусть его отец…
МАТЬ: Этот сукин сын, подонок, шесть лет о нем ни слуху ни духу, надеюсь, он гниет где-нибудь в аду. (Все тем же извиняющимся мягким, просящим голосом.)
Я: Хорошо. (Прошли положенные пять минут, я слежу по часам.) Очень рада была с вами познакомиться. (Но она не уходит.) Что-нибудь еще?
МАТЬ: (Так это были не слезы, а злость!) Ну что вам стоит исправить ему отметку? Головы с вас не снимут за это.
Я: Но вы понимаете, что его знания не соответствуют…
МАТЬ: Ну, будьте так добры, хотя бы оставляйте его после занятий. Я уже измучилась с ним.
Я: Боюсь, это невозможно. Видите ли…
МАТЬ: Но вы же учительница. Он послушается учительницу!
Я: Давайте постараемся общими усилиями заставить его больше работать, он ведь так много пропустил…
МАТЬ: Наверно, он ходил бы чаще, если бы вы понятнее объясняли физику.
Я: Физику? Я преподаю литературу.
МАТЬ: То есть как это?
Я: В какую комнату вас приглашали?
МАТЬ: В 306-ю. К миссис Мангейм.
Я: Это недоразумение. Вам нужен мистер Мангейм, а я — мисс Баррет, 304-я комната.
МАТЬ: Что же вы сразу не сказали?
И все-таки этот день мне кое-что дал. Я узнала, что отец ученика не является в школу по той простой причине, что отец этот в тюрьме; что государственные завтраки, на которые всегда жалуются ребята, — зачастую все, что они едят за день; что засыпающий в классе парень работает по ночам в гараже; что девушка не готовила уроков, потому что ей негде их готовить.
Сколько мне еще всего предстоит узнать!
А пока пиши мне, пиши поскорее. Твои письма как проблеск «настоящей жизни». А здесь можно врасти в себя, как врастают в кожу ногти.
Твоя Сил.
P. S. Знаешь ли ты, что из-за постоянного переезда семей, скрывающихся от уплаты налогов, в некоторых школах состав учащихся в течение учебного года сменяется на 100%?
С.
* * *
13 ноября
КОМУ: Всем учителям.
ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС И С РАДОСТЬЮ ОТМЕЧАЮ ПОЛНЫЙ И БЕЗУСЛОВНЫЙ УСПЕХ ПРОВЕДЕННОГО ВЧЕРА ДНЯ ОТКРЫТОЙ ШКОЛЫ. ИМЕННО С ПОМОЩЬЮ ТАКИХ ВСТРЕЧ РОДИТЕЛЕЙ И УЧИТЕЛЕЙ МОГУТ БЫТЬ УСТАНОВЛЕНЫ И ДОСТИГНУТЫ БОЛЕЕ ТЕСНЫЕ КОНТАКТЫ МЕЖДУ ШКОЛОЙ И СЕМЬЕЙ.
Максуэлл Э. Кларк, директор.