Глава последняя. ОКЛАХОМСКИЙ ЛЕТНИЙ ТЕАТР (1)

– Верно, – подтвердил господин и опять умолк.

– Нет, – сказал Карл, и все его надежды получить работу пошатнулись, стали зыбкими, – я не знаю, гожусь ли в актеры. Но я постараюсь выполнить любые задания.

Его собеседник повернулся к шефу, оба кивнули; похоже, Карл отвечал правильно – он снова воспрянул духом и теперь спокойно ждал следующего вопроса. А он был вот какой:

– На кого же вы изначально собирались учиться? – Уточняя вопрос – точность этот человек ценил превыше всего, – он добавил: – Я имею в виду – в Европе. – При этом он отнял руку от подбородка и слегка шевельнул ею, словно подчеркивая, как далека Европа и как незначительны некогда намеченные там планы.

Карл сказал:

– Я хотел стать инженером.

Этот ответ он дал через силу, смешно ведь, трезво оценивая свою американскую карьеру, вспоминать здесь о том, что когда-то он хотел стать инженером – да и стал ли бы он им в Европе? – но ничего другого он сказать не мог и поэтому ответил именно так.

Собеседник, однако, воспринял эти слова всерьез, как и все вообще.

– Ну что же, – сказал он, – инженером вы, конечно, сразу стать не можете, но, полагаю, согласитесь до поры до времени выполнять технические работы более низкой квалификации.

– Конечно, – откликнулся Карл, очень довольный; приняв это предложение, он, конечно, передвинется из актерской труппы в состав технического персонала, но, с другой стороны, он куда лучше сумеет зарекомендовать себя на такой работе. Впрочем, повторял он себе снова и снова, характер работы совсем не главное, главное – вообще получить постоянное место.

– Хватит ли у вас сил выполнять тяжелую работу?

– О, да, – ответил Карл.

Засим его попросили подойти ближе и пощупали бицепсы.

– Сильный парень, – сказал тот, кто задавал вопросы, и подтолкнул Карла к шефу. Шеф с улыбкой кивнул, не меняя своей вольготной позы, подал Карлу руку и сказал:

– Что ж, пока все. В Оклахоме вас еще раз дополнительно проверят. Уж вы не подведите нашу вербовочную группу!

На прощание Карл поклонился шефу, хотел попрощаться и с другим господином, но тот с сознанием исполненного долга, запрокинув голову, уже прогуливался взад-вперед по площадке. Когда Карл спускался вниз, на табло сбоку от лестницы появилась надпись: «Негро, технический персонал».

Так как все прошло чин чином, Карл ничего бы не потерял, если бы на табло появилось его настоящее имя. Все было спланировано даже более чем тщательно: у подножия лестницы Карла уже ожидал служитель, прикрепивший к его рукаву повязку. Подняв руку, Карл увидел, что значилось на ней «технический персонал».

Но куда бы теперь Карла ни вздумали направить, в первую очередь он все-таки хотел сообщить Фанни о своей удаче. Однако, к сожалению, он узнал от служителя, что ангелы и черти уже отбыли к очередному месту назначения вербовочной группы, чтобы разрекламировать там ее прибытие на следующий день.

– Жаль, – сказал Карл; это было первое разочарование на новом месте, – у меня есть знакомая среди ангелов.

– Вы увидите ее в Оклахоме, – утешил его служитель, – а теперь пойдемте, вы – последний.

Он повел Карла вдоль задней стороны помоста, на котором раньше располагались «ангелы»; теперь там было только множество пустых постаментов. Предположение Карла, что без «ангельской» музыки претендентов явится куда больше, оказалось ошибочным, так как перед помостом теперь вообще не было взрослых, только несколько ребятишек дрались из-за длинного белого пера, выпавшего, по-видимому, из «ангельского» крыла. Один мальчишка поднял перо вверх, а остальные пытались тычками заставить его опустить руку.

Карл показал на детей, но служитель, даже не взглянув на них, бросил:

– Идемте быстрее, очень уж долго вас продержали. Сомневались они, что ли?

– Не знаю, – удивленно ответил Карл, но подумал, что сомневались они вряд ли. Ведь даже если ситуация яснее ясного, всегда найдется такой, что постарается добавить ближнему хлопот. Но, глядя на большую зрительскую трибуну, к которой они сейчас подходили и вид которой ласкал взор. Карл тотчас забыл о замечании служителя. Одну из широких длинных скамеек покрыли белой скатертью, ниже, на другой скамье, спиной к беговому полю сидели и пировали все вновь принятые. Люди были веселы и взволнованны; как раз когда Карл самым последним незаметно уселся на скамью, многие встали, подняв стаканы, и один провозгласил тост за шефа десятой вербовочной группы, которого назвали «отец родной». Кто-то заметил, что его можно увидеть и отсюда, и действительно, судейская трибуна с обоими мужчинами возвышалась не слишком далеко. Тотчас все со своими стаканами повернулись туда, и Карл тоже, но, хотя кричали очень громко, усердно стараясь привлечь к себе внимание, ничто на судейской трибуне не указывало на то, что овации замечены. Как и раньше, шеф располагался в углу, а его напарник стоял рядом, подняв руку к подбородку. Несколько разочарованно все опять уселись, поначалу кое-кто еще изредка оборачивался на судейскую трибуну, но скоро люди всецело занялись обильным угощением, подали крупную птицу. Карл таких никогда не видел – со множеством вилок в хрустящем поджаренном мясе; служители снова и снова наливали вино – пирующие толком и не замечали, увлеченно склонившись над тарелками, а в стакан лилась красная струя; кто не хотел принимать участие в общей беседе, мог посмотреть фотографии Оклахомского театра, сложенные стопкой на дальнем конце импровизированного стола, их передавали из рук в руки. Правда, это мало кого заботило, вот почему до Карла, последнего в ряду, дошел один-единственный снимок. Но, судя по этому снимку, не мешало бы посмотреть все фотографии. На нем была изображена ложа президента Соединенных Штатов. В первую секунду можно было подумать, это не ложа, а сцена – слишком уж широкой дугой выдвигался ее барьер в пространство зала. И был этот барьер сплошь вызолочен. Между изящными, словно искусно вырезанными ножницами балясинами разместился ряд медальонов с изображениями бывших президентов; у одного из них был крупный прямой нос, толстые губы, глаза под выпуклыми веками неподвижно опущены долу. Вокруг ложи, с боков и сверху, струился свет; белые и все же мягкие лучи обнажали переднюю ее часть, тогда как в глубине, за алым бархатом драпировок, живописные складки которых отливали всеми оттенками красного и были подхвачены шнурами, она представала темно-багряной мерцающей пустотой. Невозможно вообразить, чтобы в этой ложе находились люди, настолько самодовлеющей она выглядела. Карл не забывал о еде, но частенько поглядывал на сию фотографию, лежавшую рядом с его тарелкой.
[1] [2] [3] [4]