Глава V. Юбилейная речь
[1] [2]Глава V
Юбилейная речь
В эту ночь Евсей Львович Иоаннопольский спал и видел во сне семь управделами тучных и семь управделами тощих.
Сон оказался в руку.
Когда Евсей явился утром на службу, ему сообщили, что семь дней местком боролся за него удачно, а последующие семь дней, — неудачно и что примкамера, подавленная красноречием Доброгласова, решила дело в пользу администрации.
— Но ведь я же все-таки в ПУМе не служил! — закричал Евсей Львович, скорбно оглядев сотоварищей по отделу. — Все же знают! Я на этого самодура буду жаловаться в суд!
Свободомыслие бухгалтера не встретило поддержки. Евсей Львович понял, что дело гораздо серьезнее, чем он предполагал, вынул из конторки собственную чайную ложечку и спросил:
— Кто же сядет на главную книгу?
— Назначили Авеля Александровича, — ответил Пташников, — он уже утвержден.
— Конечно, — сказал Иоаннопольский.
Он чувствовал, что ему нечего терять, кроме собственных цепей.
— Протекционизм! Брата назначил! Сыновья давно служат! А я? Я, конечно, остался с пиковым носом.
Иоаннопольский печальным аллюром двинулся к Пташникову. Учрежденский знахарь сделал вид, что поглощен работой.
— Я сделал анализ, — сказал Иоаннопольский. Пташников, к удивлению бухгалтера, ничего не ответил.
— Я уже сделал анализ, — глухо повторил Евсей Львович.
— У вас достаточное количество красных кровяных шариков, — с неудовольствием произнес знахарь, — и, знаете, неудобно как-то в служебное время…
— Может быть, мне действительно посоветоваться с профессором Невструевым? — лепетал Евсей, пытаясь вдохнуть жизнь в трусливую душу Пташникова.
Но в это время из кабинета раздался голос Каина Александровича, и знахарь испуганно зашикал на Иоаннопольского.
— Вы хотите, чтобы меня тоже выкинули? — сказал он, глядя на бухгалтера молящими глазами.
Тут Евсей Львович понял, что он уже чужой. Он в раздумье постоял посредине комнаты и подошел к столу Филюрина.
Ручка и книга регистрации земельных участков в пестром переплете недвижимо лежали на столе. Кто знает, где в это время был Филюрин? Может быть, он отдыхал, равнодушно озирая лепной потолок; может быть, гулял по коридору или стоял за спиной Евсея Львовича, иронически усмехаясь.
— Вы слышали, Филюрин? Меня Каин все-таки уволил.
Ответа не последовало.
— Вы здесь, Егор Карлович?
Но молчание не прерывалось, и книга по-прежнему оставалась закрытой.
Иоаннопольский повернулся и спросил, ни к кому не обращаясь:
— Что, Филюрин еще не приходил?
— Не приходил, — ответила Лидия Федоровна. — Смотрю, ручка не подымается,
— Может быть, он заболел? — живо отозвался Пташников.
— А разве невидимые болеют?
— Все может быть. Теперь такая дизентерия пошла.
— Но ведь он же ничего не ест!
— Тогда, может быть, на нервной почве? — ядовито сказал Евсей Львович.
— Какие там нервы! У человека тела нет, а вы толкуете про нервы.
Разгорелся спор, блестяще разрешенный Пташниковым. В пространном резюме, в котором не раз упоминался ленинградский дядя-терапевт и последние открытия в области лечения простоквашей, — учрежденский знахарь пришел к несомненному выводу, что невидимый болеть все-таки не может.
Поэтому решили послать за Филюриным курьера Юсюпова. Евсей Львович взялся сопровождать курьера.
С полуденного неба лился белый горячий свет. В витринах оптического магазина акционерного общества со смешанным капиталом Тригер и Брак, на ступенчатой подставке, покрытой красным сатином, стояли ряды отрубленных восковых голов. На носу каждой головы сидели очки и пенсне разных размеров и форм. Все выставленные барометры показывали бурю.
Мальчики лакомились сахарным мороженым, поедая его костяными ложечками из синих граненых рюмок.
На базарной площади вопили поросята в мешках и гуси в корзинках, зашитые рогожей по самые шеи. Летала солома.
Большие мухи в зеленых бальных нарядах с пропеллерным гудением падали в корзины с черной гниющей черешней, сталкивались в воздухе и совершали небольшие марьяжные путешествия.
Всю дорогу Евсей Львович клеймил Юсюпова за то, что РКК оказалась не на высоте. Юсюпов со всем соглашался и советовал обратиться прямо в суд.
Разговаривая таким образом и руководствуясь звуками «о», доносившимися из окна первого этажа, они быстро нашли квартиру мадам Безлюдной.
Златозубая хозяйка пожала плечами и ввела гостей в комнату Филюрина. Там все трое долго и громко звали Прозрачного. Ответа не было.
— Куда же он, однако, девался, мадам? — спросил Евсей Львович удивленно.
— Понятия не имею, — ответила мадам, выставив золотой пояс зубов. — Как вчера утром ушел на службу, так и не приходил. Беда с таким квартирантом. Вы знаете, я до сих пор не привыкла. Кроме того, он не платит мне за квартиру.
— А вы, извините, мадам, кажется, в положении? — неожиданно молвил Иоаннопольский. — Где служит ваш муж?
Мадам Безлюдная ничего не ответила. Она была разведена уже три года назад, а в выборе отца предполагаемого ребенка все еще колебалась.
— В таком случае до свиданья, — сказал Евсей Львович, вежливо наклонив плешивую голову.
Бросив Юсюпова на полдороге, Иоаннопольский помчался в отдел благоустройства, возбуждаясь на ходу все больше и больше, и под напором интересных мыслей делая крутые виражи на углах пышущих жаром пищеславских магистралей. Сама лошадь Пржевальского, по проспекту которой проносился Евсей, была бы удивлена такой резвостью.
— Уже! — завизжал Иоаннопольский, влетая в каминную комнату.
Он был так возбужден, поднял в отделе такой ветер, что листы месячного календаря «Циклоп» взвились, открыв свой последний декабрьский лист, испещренный красными праздничными цифрами.
— Что, уже? — зашептали сотрудники.
— Уже! — повторил Иоаннопольский, обтирая цветным платком нежную персиковую лысину.
— Да говорите же, Евсей Львович, — взмолились сотрудники, — что уже?
Евсей внезапно замолчал, сел на подоконник, предварительно сняв с него железный, похожий на крыло пролетки, футляр «ремингтона», и медленно стал выпускать горячий воздух, захваченный в легкие во время финиша по проспекту имени Лошади Пржевальского. При этой операции опавший было «Циклоп» снова зашелестел на стене, и на голове Лидии Федоровны поднялись все ее считанные волосы. Отдышавшись, Иоаннопольский полез в задний карман за папиросами и сказал:
— Уже исчез.
— Филюрин исчез?
— Да, товарищи, Филюрин исчез. Со вчерашнего дня он не приходил домой.
— Теперь, — сказал Пташников, — Каин Александрович его выкинет.
— Вы в этом уверены? — презрительно спросил Евсей.
— Уверен. А вы что думаете?
— Кому в этом месте интересно знать, что думает Евсей Иоаннопольский?
— Ну что за шутки такие! — закричал Костя. — Говорите, товарищ Иоаннопольский, просят же вас.
— Так вы думаете, что Каин Александрович уволит Филюрина?
— Да, Ведь вы же, Иоаннопольский, сами знаете, что это за человек.
— А что вы запоете, если Филюрин уволит вашего Каина Александровича?
За столами водворилась мертвящая тишина. Не в силах удержаться на внезапно ослабевших ногах, Пташников опустился на стул.