Гера
[1] [2] [3]"На хрен, говоришь?". Соединив выковырянными патронами все ленты в одну длинную цепь и, положив ее на составленные вместе столы в один длинный ряд, чтобы не заклинило при стрельбе, я положил первую ленту в пулемет. "Врагам не сдается наш гордый варяг. За Родину, за
Сталина!! За дембель, который неизбежен, как крах империализма", – я передернул затвор. "Рота, огонь!!". С этими словами я, чуть присев и уперев пулемет Калашникова себе в бедро, нажал на спусковой крючок.
Пули вылетали из ствола оружия с положенной скорострельностью, гильзы сыпались вокруг меня раскатываясь по утоптанному снегу, я стрелял, чувствуя себя героем – Шварценеггером из известного боевика. Пули шли в темное небо ровной яркой струной. Пулемет трясся у меня в руках, роняя пустые ленты к моим ногам.
– Прекратить!! Прекратить!!! – высоко поднимая ноги, Гераничев несся сломя голову с соседней точки. – Прекратить!!!
– Аааааааааааааа!!! Ураааа!!!! – орал я, видя его краем глаза, не отпуская спускового крючка и не сводя взгляда с уже ставшего красным ствола пулемета.
– Прекратить!!!
Последняя пустая лента упала к моим ногам, и я резко повернулся к подбежавшему лейтенанту, поставив приклад пулемета на носок своего валенка:
– Товарищ лейтенант. Ваше приказание выполнено. Все патроны "на хрен"…
– Что?
– Как вы приказали, товарищ лейтенант. Все на хрен.
– Вы почему передо мной ругаетесь? Я приказал их не расстрелять, а вынуть!
– Вы серьезно, товарищ лейтенант? Скажите, что Вы пошутили?
– Я похож на клоуна? Похож?
Раскрасневшийся от бега и мороза лейтенант действительно был больше похож на клоуна, но эту тему дальше развивать не стоило.
– Товарищ лейтенант, а куда вы дели бы пятьсот патронов?
– Сдали бы на склад.
– В час ночи? Кому?
– Это не Ваше дело, товарищ сержант. Собирайте оружие. Все в машину. Я с вами в части поговорю.
Собирая оружие и переговариваясь с солдатами, я рассказывал о только что происшедшем. Они смеялись, Гераничев косился. Я, улыбаясь, подошел к борту машины, поставил на деревянное сиденье коробку с пустыми пулеметными лентами и толкнул ее вперед. Коробка поехала по отполированному солдатскими задами дереву и с грохотом, отозвавшимся в ночной тишине, свалилась в кузов.
– Вы чего сделали? Вы чего сделали, товарищ сержант? – подскочил взводный.
– Ничего, вроде.
– Вы знаете, сколько оптика стоит?
– Нет, товарищ лейтенант, – и я поставил вторую коробу на седло.
– Больших денег стоит. А вы ее бросаете.
– Это не оптика, а коробка с пулеметными лентами, – и я толкнул вторую коробку от себя. Коробка проехала по промерзшей лавке и упала вслед за своей предшественницей.
– Вы видели? Вы видели? – взывал к свидетелям лейтенант. – Я ему говорю, а он делает. Вы всю оптику там, это, как его… Вы…
– Где вы там оптику увидели?
– В грузовике!! А вы по ней коробкой с лентами.
– Оптика вся тут, у борта…
– А мне плевать. Товарищ сержант, слушайте приказ. Приказываю Вам дойти до части пешком. Можете выполнять.
– Есть! – Я махнул рукой к ушанке и, подмигнув сослуживцам, наслаждающимся очередным зрелищем, зашагал по укатанной грузовиками дорожке.
Минуты через три-четыре меня нагнал грузовик. Обогнав метров на тридцать, грузовик остановился. Уехать в часть, оставив посреди дороги военнослужащего, офицер не мог, не имел права. Это было бы слишком грубым нарушением. Если в такой ситуации со мной что-то произошло бы, то с лейтенанта полетели бы погоны. Это я понимал очень хорошо, от чего игра была в одни ворота. Я подошел к грузовику, обошел его со стороны водителя продолжая свою прогулку в морозную февральскую ночь под улюлюканье солдат в кузове. Грузовик снова меня объехал, но встал уже метрах в десяти передо мной. Из дверцы на подножку вылезла фигура.
– Залезайте в машину, – голос Гераничева был уставший.
– Не могу, товарищ лейтенант. У меня приказ командира взвода. Я иду в часть, – и зло добавил. – Я не из училища в полк обеспечения попал, а из учебки, мне пятнадцать километров марш-бросок – не разговор.
Грузовик объехал меня третий раз и остановился, преградив дорогу.
Гераничев вылез из кабины.
– Ладно. Я отменяю приказ. Залезай в кузов.
Я положил ладони на борт, меня подхватили руки и втянули внутрь.
– Класс!! Ты сделал Брата, еще как сделал. Круто. Молодец!! – кричали солдаты в кузове.
Но оказалось, что вечер страстных приключений еще не окончен. По приезду в полк Гераничев постарался заставить меня начать чистить привезенное со стрельб оружие.
– Я не буду этого выполнять товарищ лейтенант.
– Это приказ. По уставу Вы обязаны его выполнить.
– Устав не позволяет выполнять идиотские и издевательские приказы.
– Я приказал Вам почистить боевое оружие. А если завтра война?
– А если сегодня? А Вы без пистолета.
– Вы будете выполнять приказ?
– Не буду. Оружие после ночных стрельб по инструкции опускают в масло стволами, а чистят утром, так сказать, на свежую голову. А ночью заниматься ерундой я не буду. Простите, товарищ лейтенант, я устал и дико хочу спать.
– Я вас посажу.
– Не надо меня садить, товарищ лейтенант. Лучше я лягу. Времени уже два часа ночи. Правда, спать хочется.
– Стойте тут. Никуда не уходите.
Гераничев был взволнован и говорил чушь, так как уйти из казармы, имея только одно желание – поспать, я никак не мог. Вернулся он довольно быстро.
– Идите за мной. Одевайтесь и идите.
Мы вышли из казармы в темную ночь подсвеченную фонарями вдоль дорожек, немного порошил снежок и похрустывал под сапогами. Я шел за командиром взвода, не задумываясь, куда он решил меня привести в такое время. Ночной тишине мешали только наши шаги.
– Вы плохой человек, Ханин, плохой.
Вдаваться в полемику мне никак не хотелось, и я, молча, шел за взводным, слушая его демагогию о том, что я ему не подчиняюсь, какой пример я подаю подчиненным и как он будет меня воспитывать в дальнейшем. Очнулся я от своих мыслей только, когда перед нами появились ворота гауптвахты. Дежурный пропустил нас внутрь, и мы оказались в хорошо известном нам обоим караульном помещении. В наряде стояла шестая рота химзащиты. Начальником караула стоял старший лейтенант Тихомиров.
– Привет, Коля. Здоров, Сань. Чего пришли?
– Пошли, выйдем, – махнул головой Гераничев.
– Ну, пошли, коль не шутишь.
Они вышли. Ко мне со спины кто-то подошел и хлопнул по спине.
– Привет, зема.
Я обернулся, уже узнав голос Шейкмана.
– Здорово, Вадя. Как дела, морда жидовская?
– Все путем. Завтра предки из Питера приедут. Заходи, похаваем.
Сам-то чего тут?
– Гера доколупался.
– О вашей дружбе все в части знают. И чего он от тебя хочет, ты же скоро домой.
– Он из меня Героя Советского Союза, по-моему, хочет сделать.
Только посмертно.
– И чего вы с ним спорите?..
– У нас вопрос только о земельной политике.
– О чем?
– Он считает, что я должен лежать в земле, а я считаю, что он.