Я начальник – ты дурак (1)
[1] [2] [3] [4]Сержанты, дружно поднимая удивленно плечи, поддержали солдата молчанием.
– Я накажу. Я всех накажу, – пообещал старлей и вышел из расположения роты. – Вот вернусь с офицерских учений и накажу. Всех!
– Нам бы ваш опыт, – грустно сказал вечером в сушилке один из курсантов на пояснения сержантов о происшедшем. – Наши знания и ваш опыт – неоценимы.
– Если ты комвзвода, – начал Бугаев, – то замок для тебя брат и друг. А если ротный пытается "опустить" сержантов учебной роты, то он остается один. Понимаешь? Просто один.
– А другие офицеры?
– Они в роте как на работе, – ответил я, – а сержант с утра и до утра. Двадцать четыре часа в сутки. Ротный должен сержантов холить и лелеять. А он… Как он с сержантами, так и рота с ним. Ведь даже старший по званию не сможет ничего сделать. Костин как-то построил этих "духов", спросил, кто из них музыкант и потом заставил тащить пианино из подвала на третий этаж… пианист хренов. Потыркал пальцами, потыркал. Оно расстроенное. Ужас, а не звук. Неделю над всеми издевался, зараза.
– И?
– Чего "и"? Он уехал на учения, мы тех же музыкантов построили и спустили это пианино… на хрен. Так спустили, что поднимать больше нечего было.
– А чего майор? Ничего не сделал?
– Сделал. Он три наших гитары расколотил. Отсюда из сушилки и вышвырнул. Одна так красиво летела… через все расположение… музыкант, блин. И причину выдумал, мол, запрещено хранить гитары в неположенном месте… урод.
Послушав еще минут пятнадцать о тяжестях сержантской жизни и, как дежурный по роте, посоветовав всем идти спать, так как офицеры точно перед учениями появятся раньше времени в роте, я пошел в штаб батальона.
– Кто там? – раздался за дверью голос Назарчука.
– Свои, открывай.
– Свои в такую погоду дома сидят, телевизор смотрят, – процитировал писарь, открывая мне дверь.
– Быстро ты освоился, Андрюха. Быстро. Кофе налей дежурному по роте.
– У нас самообслуживание, – и писарь протянул мне чайник и кофе.
– Мы только что вскипятили. У нас работы "выше крыши". На завтра: карту комбату рисовать, замполиту, зампотеху и четыре ротным…
Зашиваемся.
– Я порядок наведу – могу прийти помочь.
– Давай. Виталька не может – ему журнал писать надо. А этот журнал…
Закончить Андрей не успел, как в дверь сильно постучали.
– Открывай, – голос Салюткина был высокий и громкий.
– Тссс, – показал мне палец Андрей. – Сейчас доколупываться начнет.
– Я дежурный по роте – выйти должен.
– Ты откроешь, а он меня сожрет.
– А так меня.
– Открывай!! – стук за дверью усилился. – Дневальный. Стой и долби ногой!
Стук стал менее сильным, но методичным.
– Открывай, козел! Я знаю, что ты там. Назарчук, гавнюк, открывай!
Андрей вдруг встал. Взял со стола пилотку. Подошел к двери. Одел головной убор на голову, выровняв звездочку. Поправил гимнастерку и, приложив руку к головному убору, внятно и громко произнес:
– Товарищ гвардии лейтенант, идите нах!
Сенеда хохотал так, что я начал уже беспокоиться за стекла на окнах. Доцейко вторил ему тонким смехом, да и я не мог удержаться.
– Открывай!!! – затарабанил очень громко Салюткин. – Дневальный, где дежурный по роте?
– Ууу… – понял я, что открывать придется. – Андрюш, у меня выбора нет.
– Ну, смотри…
Я открыл дверь.
– Кофе пьем? А кто службу тащить будет? – с порога налетел на меня Салюткин, держа в руках какие-то листы.
– Кофе службе помогает, товарищ лейтенант.
– Помогает? А сейчас увидим. Назарчук, кто я тебе? Кто, я тебя спрашиваю?
– Командир.
– А ты меня нах послал?
– У меня был приказ от комбата.
– Тебе комбат приказал послать меня нах? Врешь!!
– Комбат приказал посылать всех, кроме начальника штаба полка и выше. Вы, товарищ лейтенант, еще не начальник штаба полка.
– А кто я?
– Взводный.
– Правильно. Твой, блин, непосредственный командир. Твоего гребанного взвода. И вот я, как командир, тебе приказываю: нарисовать мне к утру карту. Она маленькая, всего четыре листа. Это тебе не комбата в двадцать…
– Я не успею, – попятился писарь.
– Что значит, не успею? Тебе ТВОЙ командир приказал. Это
ПОСЛЕДНИЙ приказ. И ты обязан его выполнить. Вот карта, и не дай Бог я утром узнаю, что ты не сделал. Сгною в нарядах.
Салюткин гордо повернулся и вышел.
– Дежурный, – услышал я его крик из коридора. – Почему не спят в роте?
Я вышел в расположение роты. Салюткин уже приближался к выходу, не обращая на меня никакого внимания.
Всю ночь писари резали, клеили, писали на картах надписи и наносили стрелки предполагаемого теоретического боя. Я, увидев, что порядок более-менее имеет место быть, пошел к ним в комнату. В начале пятого все изрядно подустали.
– Что за дурь, – бурчал Доцейко. – Все в армии "к утру", "к вечеру" или "к понедельнику". Ну, почему нельзя было карты выдать заранее?
Ему никто не ответил. Сил не было даже на шутки.
– Ой, что я написал? – удивился сам себе Виталик, высоко подняв брови и, вырвав лист из журнала, начал писать текст сначала.
– Ну, я точно рехнулся, – поглядел он в журнал через несколько минут. – Я написал вместо "Начальник штаба" – "Нога начальника" да еще сверху вниз…
– Как японец, – пошутил я.
– Хи-хи, ха-ха, – смех Доцейко начинал смахивать на нервный. – Ты просто дурак, Виталь. Или ты тормоз? Хи-хи.
Наверное, в другой ситуации Сенеда стал бы поддерживать шутливый тон, но последний смешок Олега оказался для него последней каплей.
Виталик медленно поднялся, обошел стол, не торопясь, подошел к Олегу и вытащил его за шиворот из-за стола.
– Ты чего? Ты чего? Пусти, – пытался упираться Доцейко, но Сенеда не обращал на его слова никакого внимания.
Вытащив вырывающегося Доцейко на середину комнаты, Виталик резко повернулся, быстро перекинул ногу за ноги противника и сделал свою коронную заднюю подножку. Олег, весивший килограмм на двадцать легче
Сенеды, взлетел, и его ноги замелькали над столами, все ближе приближаясь к карте комбата, лежавшей на ящике с подсветкой, расположенном на последнем столе.
– Копец… – в один голос сказали мы с Назарчуком.
Олег, пролетая над картой, зацепил носком ноги бутылочку с черной тушью, которая мгновенно разлилась на четыре центральных листа.
– Полный копец, – увидев, что произошло, заголосил Доцейко. – Вот теперь, Виталь, тебя полный…
– Не "Виталь", а товарищ гвардии сержант. Ты понял? Повтори, – и он притянул к себе Олега за отворот гимнастерки.
– Товарищ сержант, товарищ сержант… Да отпусти ты… – Олег пытался отцепить крепкие руки художника. – Чего делать будем? До прихода комбата час пятнадцать…
– Пойду я "секретчика" будить, – направился я к двери. – Вот и пригодился мой допуск. А вы думайте, чем с ним расплачиваться будете.
Секретчика я нашел спящим в пятом взводе.
– Володь, вставай. Володя, у нас пожар.
– Не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым, – сквозь сон ответил Володя и повернулся на другой бок.
– Володь. Мы попали. Выручай.
Поднимали мы секретчика минут пятнадцать. Дежурный по штабу был очень удивлен, когда в половине пятого к нему заявились я и
"секретчик", попросивший отключить сигнализацию в секретной комнате.
Я сдал испорченные листы, получил взамен чистые, расписался, поблагодарил парня и вернулся к друзьям.
Работали мы живо и складно. Кто-то обрезал листы, кто-то вклеивал, кто-то уже начинал рисовать или прописывать недостающие буквы. За работой мы не заметили, как стрелка часов начала приближаться к половине шестого.
– Давай посушим ее над лампой. Надо покачать, так быстрее будет.
На крик дневального "Дежурный по роте, на выход!" я выйти не успел. Вместе с Доцейко, мы складывали карту в "гармошку". За этим занятием нас и застал комбат.
– Все в порядке? И ты тут? Друзьям помогаешь?
– А все равно ночью спать нельзя…
– Как будто бы для тебя это правило… Карта готова?
– Так точно, – и я протянул ему сложенную, еще горячую от лампы,
"гармошку" карты.
Помещение быстро наполнялось офицерами батальона.
– Здравия желаю, товарищ майор. Назарчук, давай, – не здороваясь с подчиненным, влетел в комнату Салюткин.
– Не успел я…
– Что?!
– Я же говорил, что не успею, – не сильно опечалившись, сказал
Назарчук.
– Где моя карта?
– Там, на столе. – Показал Андрей на четыре отдельно лежащих листа.
Салюткин взял их, аккуратно сложил и подошел к комбату.
– Товарищ майор, разрешите обратиться? – чеканя каждое слово, произнес лейтенант.
– Чего тебе?
– Товарищ майор, Ваш писарь меня нах послал! – громко и четко ответил взводный.
Все офицеры замерли в ожидании реакции командира батальона.
– Если он тебя послал, то, что ты еще тут делаешь?
[1] [2] [3] [4]