Очевидное-невероятное (1)
[1] [2] [3] [4]– Товарищ гвардии сержант, у меня автомат не стреляет.
– А где ты его взял?
– В оружейке. На нем номер, который мне в военный билет записали.
– Дурак, я же сказал брать только с первых трех шкафов.
– Но ведь он мой, его на меня записали, а командир роты сказал, что надо брать свое оружие.
Спорить с глупостью, даже вполне логичной, не хотелось. Я взял автомат из рук солдата. Затвор не хотел даже шевельнуться. Автомат был настолько загажен, что чистить его было бесполезно. Крышка затворной рамы тоже не снималась.
– Набей магазин патронами, – дал я команду солдату, ударяя ногой по ручке затворной рамы, которая с трудом, двигаясь по миллиметру, но опускалась с каждым ударом.
Когда рама отошла настолько, позволила вставить патрон, я загнал его в автомат и такими же ударами сапога привел затворную раму в первоначальное положение. Только молодецкая дурь позволила мне нажать на спусковой крючок, не задумавшись о том, что ствол может разорвать. Видать на небе за мной смотрели, и мой ангел-хранитель, наверное, сплюнув в очередной раз, меня спас. Ствол не разорвало.
Пуля ушла в небо, прочистив ствол.
– Рожок, – и солдат протянул мне магазин от автомата Калашникова, набитый тридцатью боевыми патронами.
– Учись, сынок, – и я залихватски загнал магазин в автомат.
Автомат задрожал в моей тощей руке, жавшей на спусковой крючок.
Пули очередью ушли в небо. Гильзы посыпались к сапогам.
– Сержант, что происходит? – голос приближающегося замполита роты чуть умерил мою радость.
– Прочистил оружие.
– Ты идиот? Могло ведь ствол разорвать.
– Так не разорвало же. Лучшее оружие в мире. Даже в воде делает один выстрел. Держи, солдат. Вечером, когда приедешь, почистишь с маслом, будет как новое. Свободен.
– Он вечером почистит, а ты сейчас иди со мной, – позвал меня старлей. – Ты со всем личным составом взвода знаком?
– Ну, с большинством.
– Иваненков откуда?
– Из какой-то деревни Рязанской области. А что?
– Ты знаешь, что у него нашли за коркой военного билета?
– Шифр?
– Какой шифр?
– Американской разведки. Он шпион?
– Дошутишься у меня. У него там молитва!
– Какая молитва?
– Вот! А говоришь, что работаешь с личным составом. А сам не знаешь, что у советского солдата листок с молитвой в военном билете.
– Так то у него же в военном билете, а не у меня. Я чужие военные билеты не шмонаю. Не в моих правилах по карманам лазать.
– У твоего солдата, – лейтенант сделал ударение на указании принадлежности, – с собой в армии молитва. А он, между прочим, комсомолец. Может быть, он еще и в бога верит?
– Во-первых, не у моего солдата, а у солдата Советской Армии. А во-вторых… Да пусть хоть в черта верит. Мне-то что? Солдат служит, службу "тянет", а во что он верит – это по Вашей, товарищ старший лейтенант, части.
– Я с тобой в роте поговорю. И по поводу автомата тоже. Понял?
Держи молитву и иди, разбирайся с солдатом.
– Есть,- и я пошел искать Иваненкова.
– Иваненков, чего там у тебя нашли?
– Будете беседу проводить, товарищ гвардии сержант? Ну, понятно,
Вам по должности положено.
– Не буду я ничего проводить. Этим пусть замполит занимается, ему положено. Мне интересно.
– Я даже не знал, что там молитва лежит. Наверное, бабка положила, когда я в армию уходил. Бабка верующая. А я… Я же не вытаскивал военный билет из корочки.
– А откуда старлей узнал?
– Собрали все военные и комсомольские билеты. Наверное, деньги искали.
– А что в молитве-то?
– А Вы не открывали?
– А оно мне надо?
– Я и сам не читал. Давайте прочту.
Я протянул ему бумажку. Солдат, сбиваясь, начал читать старославянский текст.
– Понятно, – прервал я его. – Охранная молитва на случай войны.
Ну, у нас войны тут не предвидится. Если так важно тебе – запихни куда подальше. А если нет – бабке назад отправь, скажи, что у тебя замполит должность попа выполняет, а все священные молитвы в уставе написаны.
– Спасибо, товарищ гвардии сержант, – обрадовался непонятно чему
Иваненков.
– Не за что. Дуй на обед, а то не достанется. В кругу друзей
"таблом" не щелкай.
Нас разделили на группы. Моя группа в количестве дюжины человек должна была демонстрировать выход отделения из траншеи и проход через собственное заграждение, состоящее из колючей проволоки.
– Надо бы продумать, как им проходить сквозь проволоку, – обсуждали, стоя на бруствере окопа, майор с подполковником, ответственные за показ.
– Надо "проходы" сделать, проволоку разрезать, – предложил майор.
– Если все в один "проход" пойдут, некрасиво получится. Надо, чтобы досками пользовались и шинелями…
– Товарищ полковник, а давайте Казылбекова положим. Он длинный и будем по нему переходить, – пошутил я.
– Это тоже вариант, – серьезно принял мою шутку подполковник. -
Во время боевых действий, если товарищ погиб, то его спина используется для того, чтобы скорее пройти проволоку, так сказать, исполняет свой последний долг.
– Да ладно, – испугался я за казаха. – Хороший парень, пусть живет.
– Пусть живет, но с "проходами-то" что делать будем?
– Товарищ полковник, а если мы три "прохода" откроем, чтобы солдаты пройти могли, а рядом положим шинель, доски, бревно и ведущий будет рассказывать, что все это можно использоваться.
– Молодец! Голова! – обрадовался подполковник. – А чтобы натуральнее было, надо, чтобы напалм горел.
– Может не надо напалм? – засомневался майор.
– Надо. Я поговорю с саперами, как сделать. У вас гранаты есть?
– Есть, но…
– Вот и хорошо. Гранаты и взрывпакеты самое то.
– …
– Вы нам покажите, чему отделение подготовили. Пройдем все с самого начала.
– Отделение, становиться. Слушай постановку задачи, – ляпнул я вместо "Слушай мою команду". Ляпнул не потому, что хотел выпендриться. Для меня не было существенной разницы между этими двумя фразами. Но ответственный товарищ был на чеку.
– А это ход! – обрадовался подполковник. – Кто из солдат сможет поставить задачу?
Вопрос старшего офицера был ударом ниже пояса. Из дюжины солдат десяток являлись представителями очень Средней Азии. Когда я за несколько дней до этого раздал всем листочки для заполнения личных данных, то получил следующий усредненный вариант: после фамилии, имени и отчества, у большинства стояло: мама – доярка, папа – тракторист, социальное положение – аристократический интеллигент, место жительства – Колхоз XXVI съезда партии. При этом вариантов обозначения данного колхоза было три: Колхоз имени 26-го съезда партии, колхоз имени съезда партии номер 26, колхоз партии двадцать шесть в Узбекистане. Кто надоумил этих детей колхозного поля написать в графе социальное положение аристократический интеллигент, я так и не смог выяснить. Но бланки пришлось переписывать.
– Тарасюк. Тарасюк, – позвал я солдата, который, несмотря на украинскую фамилию, имел запись в военном билете "эстонец". -
Сможешь поставить задачу?
– Неа, – признался солдат.
– А дать мне команду "Постановку задачи ставит курсант Ханин" сможешь?
– Смогу.
На том и порешили. Постановку задачи учил я. Поменявшись с
Тарасюком формой, отдав ему свою с погонами и значками, я должен был, получив "приказ на постановку задачи" от него, рядового, временно исполняющего мои сержантские обязанности, декламировать минут на пять ориентиры, расстояния, как и в каком направлении должно будет выдвигаться отделение и какие героические цели перед нами поставлены. Текста, составленного с помощью и при указании офицеров, было много, нарвался я на это сам, и приходилось учить.
[1] [2] [3] [4]