Пересылка
[1] [2] [3] [4]Через несколько часов, пересев без приключений во Владимире на следующую электричку, мы вышли на Курском вокзале города-героя
Москвы. Город встретил нас солнцем и… патрулем.
Проинструктированные мной заранее, "спецы" шли в колонну по двое.
Наряд патруля стоял в начале платформы всем своим видом показывая, что им нет до нас никакого дела, что их поставили тут, вот они и стоят и тоже радуются ясному солнцу, но мы не сможем пройти мимо них, не став предметом пристального изучения. Не доходя несколько метров до патруля, я подал команду:
– Команда стой.
И подошел к капитану, который был старший курсантского патруля:
– Товарищ капитан, разрешите обратиться, гвардии сержант Ханин?
– Обращайтесь, – удивление на лице капитана было несказанное.
– Мы прибыли с командой. С пересыльного пункта обещали за нами выслать автобусик. Вы не в курсе, где он должен стоять?
– Какой автобус?
– Чтобы доставить нас на пересыльный пункт. Начальник штаба дивизии подполковник Дежкин при мне звонил и договаривался. Что же теперь?
– Я не знаю, – услышав звание и должность неизвестного Дежкина, который сам договаривался о транспорте солдатам, испуганно произнес капитан.
– Это нам что, на метро добираться?
– А на метро не далеко. Я сейчас объясню, – обрадовался офицер.
Через пять минут мы уже ехали в теплом вагоне московского метрополитена, и я рассказывал солдатам о том, насколько глубже питерское метро, что такое белые ночи и как это красиво и романтично.
Или оттого, что дорога от метро не была оборудована нужными указателями, или протоптанная тропинка была короче и понятней, но воспользовавшись пару раз указаниями граждан, вскоре мы вошли к воротам КПП второго пересыльного пункта. Я сдал документы в окошечко молодому прапорщику и, получив команду располагаться, развалился вместе с солдатами на скамейках во дворе.
Старое двухэтажное здание, стоявшее напротив женской пересыльной тюрьмы не чинилось долгие годы. Прогнившие стены с расположенными под самым потолком маленькими, вечно закрытыми окнами даже в летний период источали болотный запах, и только солнце на плацу перед корпусом радовало это, забытое Богом, место. Время от времени в окнах пересыльной тюрьмы появлялись молодые женщины, смеясь и подзывая солдат, показывали свои прелести. Солдаты улюлюкали, кричали, подзадоривая женщин. На крик выбегали прапорщики и утихомиривали тех, кто не успевал их вовремя заметить и скромно присесть.
– Бабы захотел? Будет тебе сейчас баба. Как фамилия?
Через несколько минут пойманный получал направление в дальнюю сибирскую часть или Хабаровский военный округ и понуро ждал отправки.
К вечеру я услышал наши фамилии из длинного списка, который выкрикивал старший лейтенант.
– Все, кого я назвал, остаются тут ночевать. Разбираться с вами будем утром. Сейчас получите ужин и можете идти занимать места в здании.
То, что нам дали, нельзя было назвать не то, что ужином, но даже полдником. Зато на пересыльном пункте оказались призывники, сумки которых еще ломились от домашних пирожков и колбасы. "Спецы" умело трясли молодых, давя на то, что в армии принято делиться, и мы наелись до отвала.
– При таком хавчике тут можно все полгода прожить, – ковыряясь в зубах выкидным ножом, сказал плотненький Жора.
– Вот только одной шинелькой укрываться не в тему, – подхватил рыжий Андрюха.
– А сейчас достанем, – приподнялся с топчана Жора. – Вон летчики-налетчики. Им, салагам, еще по сроку службы не положено спать под шинелькой.
С этими словами Жора встал и пошел к ложащемуся солдату.
– Слышь, воин. Поделись с дедушкой шинелькой. Дедушка старенький, косточки застудит.
Солдат стоял и таращил на наглого Жору глаза. Дедушка, не долго думая, взял у него из рук шинель и потянул на себя.
– Не отдам, моя, – начал отступать солдат, не отпуская шинели.
– Утром отдам.
– Нет. Моя. Я не могу, – мямлил солдат.
– Чего? Чего ты не можешь? Не боись, мне укрыться нечем.
– А я? А как же я?
– А ты – душара, – захохотал Жора. – Шинель давай, я говорю, – сделал он страшную рожу, толкнув несильно солдата с голубыми погонами в грудь.
– Не трожь его, – послышался голос. – Это его шинель. Ему дана, и он будет ей укрываться! Слышишь!
Щуплый младший сержант, такой же молодой, как солдат, стоял перед
Жорой.
– Ты кто такой? – смерил его взглядом дед.
– Старший тебя по званию.
– И по сроку службы? – тыча пальцем в грудь солдата, спросил Жора.
– А срок службы уставом не предоставляет права. Только должность и звание.
– Во, дурак, – тихо проговорил кто-то в темноте.
– Шинель его. И ты ее не возьмешь! – твердо сказал молодой.
Жора хотел возразить, но в раскрытую дверь вошел капитан и два прапорщика.
– Отбой, воины. Завтра по частям поедете. Валять дурака мы вам тут не дадим. А кто у нас?..
И он назвал мою фамилию. Я поднял голову с топчана.
– Ну, я, товарищ капитан.
– Это ты привез с собой "дедов"?
– Ну…
– А почему тебя в полку не уволили?
– Куда?
– В запас. Ты же два года отслужил?
– Я? Нда… – начал я задумываться о казусах жизни.
– Два года, приказ был, и чего они тебя там не уволили сами? Что ты натворил такого?
– Он крупный рогатый скот насиловал… со смертельным исходом, раздался голос рядом со мной, и дедовский угол залился диким смехом.
– Варюжку прикрой, боец, ворона залетит,- попробовал остановить беззлобный смех капитан. – Еще и дедов с тобой прислали. Куда я их дену? Ладно. Утро вечера мудренее. Разберемся. Держи деньги на твою команду. Командировочные на завтра. Отбой!! Всем отбой!!
И капитан с сопровождающими его молчунами-прапорщиками вышел.
Я раздал деньги, пихнул свои в карман и, подоткнув шинель, завалился на топчан.
Проснулся я от какой-то возни.
– Вот тебе. Вот еще, – слышались голоса.
– На, держи, козел, – гулкие удары сопровождались матом и комментариями.
Я приподнял голову. Жора, рыжий и еще два "спеца" утюжили молодого сержанта, попытавшегося спасти шинель солдата. С топчана поднялась голова неизвестного мне паренька.
– Э, оставь его, – неуверенно высказался паренек.
– Чо? – Жора кинулся к нему, уперев раскрытой пятерней в лицо паренька. – Усохни, душара.
– Я не душара, – отпихнул его руку паренек.
– А кто ты тогда? Сколько прослужил?- давил "дед".