Натанович. Дневники 1941-1946 годов (36)
[1] [2] [3] [4]На вечере немецком. Много музыки, духоты и грусти. Спать не хочется, хотя уже 3. Танцы до утра. Немки голые, чуть ли не в буквальном смысле этого слова - стыдно и мерзко видеть, а они кривляются - им хорошо, что они противны.
Старухи семидесяти и более летние бодро кружатся в вальсе. Один я неудачник, хотя не последний летами и внешностью. Любовь жестока ко мне, а красота передо мной лицемерит.
13.03.1946
Берлин.
В Креммене пробыл ночь. Выслушал горькую исповедь Шварцем, спал с ней, но не согрешил. Вкусил плод бессонницы, испытал силу соблазна, и все же совесть оказалась сильней. В 7 часов был на вокзале, и в начале восьмого дома.
Майор Костюченко обрадовал новостью: электровоз не пригнал, вагоны не поданы, погрузка приостановлена.
Не заходя в комнату, взялся за руль велосипеда. На электровозной станции меня уверяли, что машина "ist bei veltag". Поехал туда. И действительно, вся эта шумиха не имела под собой почвы и оказалась лишь плодом неуемной фантазии людишек мелочных и подлых, стремящихся доказать однако, что они работают и чего-то стоят. Электровоз был на кафельном заводе с 7 часов, задержек по вине транспорта не было.
Еще два раза навестил кафельный и решил ехать в Берлин.
Зашла-постучалась девушка Маруся, и я сильно задержался в Вельтене. В 2 часа только удалось выбраться.
До Хайликенди доехал на велосипеде, остальное поездом.
16.03.1946
Берлин. Поезд.
Сегодня справился в Потсдаме со всеми порученными делами, в Берлине тоже успел. День не прошел зря, но, тем не менее, он позади.
Написал письма, вот только отправить их не успел. Опять наступил перерыв в корреспонденции и опять впереди укоры и жалобы на мое непостоянство и невнимательность - немцы определенно недовольны многим. Это особенно хорошо дал мне понять глава семьи Ришовских после того, как я указал на мудрость сталинского интервью в связи с речью Черчилля в Фултоне. Между нами завязалась длинная дискуссия. Немец приводил примеры, доказывал русскую некультурность, русскую грубость и прочее. Стало ясно, что этот средний немецкий человек, говоря языком Германии, склонен больше симпатизировать нашим союзникам, и среди них правому лагерю Ч. и К?. Возразить Сталину у него не хватило рассудка, но зато он ограничился беспринципными придирками к Красной Армии.
21.03.1946
Вельтен.
Смотрел кинофильм "Актриса". Сильная, правдивая вещь, но не так, как "Тахир и Зухра", как "Музыкальная история" - эти мне больше нравятся.
Домой пришел трезвый. Один, без настроения. В коридоре пристал Полоскин, он был выпивши, вернее вдрызг. Матюгался при женщинах, вел себя тупо и дурацки нагло. Подошел, хотел меня ударить, но одумался, а я постарался умолчать обиду и не ввязываться в неприятность, молча смотрел на него, пока он не ушел, бросаясь помойными словами.
24.03.1946
Ночь уже старуха - поздняя и глубокая. Робкие звездочки в небе померкли. Молчит и радио - спит вся Европа. Не говорит, уставшая от дневных трудов, далекая Москва. И только мне не спится, и глаза мои бдят тишину.
Не успел получить назначение в какую-то комиссию по учету железа, как его опередило новое решение майора Скоркина о направлении меня начальником рабочей силы, но и там побыл недолго. Через два дня (вчера) мне предложили именем начальника Базы сдать свои обязанности другому офицеру, а самому отправиться в длительную и непрерывную командировку - начальником внутрибригадной вертушки.
На днях офицеры уходят жить в другое место, и я могу оказаться перед фактом оставления всех вещей моих и квартиры без надзора, на разграбление улицы. В мое отсутствие получат промтовары из военторга, без меня останутся вельтенские немки, и Берлин меня вряд ли увидит - там шьется китель, там чемоданы.
[1] [2] [3] [4]